Калиостро хмыкнул:
— Да, похоже, что у кардинала де Роана тоже нет никаких шансов. Но, признаться откровенно, в разговоре с ним я придерживался совершенно противоположного мнения. Делал я это совершенно искренне, убежденный в том, что каждый человек имеет право на надежду.
Графиня де ла Мотт неожиданно резко поднесла палец к губам, и Калиостро тут же умолк. Несколько мгновений они провели в напряженном молчании, вслушиваясь в странные звуки за дверью. Это был какой-то неясный шорох, более всего напоминавший шорох платья. Наконец, звуки умолкли, однако на всякий случай графиня увела Калиостро подальше от двери.
— Подслушивание — не редкость в Версале, — сказала она, опускаясь в кресло. — Между прочим, когда я впервые стала королевской статс-дамой, у меня были другие покои. Я долго не могла понять, почему все, что я говорю в своих частных беседах, спустя несколько мгновений становится известно королеве. И если бы только королеве. Тайная полиция все знала обо мне.
— Вас подслушивали?
— Это было нетрудно сделать, потому что за стенной панелью была скрыта слуховая труба. Меня не просто подслушивали, каждое мое слово записывалось. Прежде чем я это поняла, прошло несколько дней. Слава богу, за это время я не успела наговорить глупостей. Конечно, потом мне было проще. А когда герцогиня д'Айен-Ноайль по распоряжению королевы выделила мне эти апартаменты, я первым же делом обследовала их на предмет подслушивания. К счастью, здесь мы с вами в почти полной безопасности. Не стоит только особенно громко разговаривать возле двери. Все лакеи и камергеры обязательно кем-нибудь подкуплены. То же самое можно сказать и о большинстве камеристок, поваров и даже об истопниках.
Калиостро улыбнулся.
— Я полагаю, что среди них есть слуги, которых подкупили и вы, графиня?
— А как же иначе? Если я не буду знать о том, что происходит вокруг, то я не заслуживаю их места, не говоря уже о том, которое занимаю сейчас.
— Насколько мне известно, вы — второй человек в окружении королевы по степени влияния на ее величество.
Графиня де ла Мотт притворно отмахнулась.
— Ну что вы, граф, мое влияние на королеву Марию-Антуанетту весьма ограничено. Сейчас ее главный советчик в делах — герцогиня д'Айен-Ноайль. Правда, мне очень не нравится то, что ее величество пытается приблизить к себе эту пьемонтскую шлюху, графиню де Бодуэн.
— Каким же образом? — заинтересовался Калиостро. — Она собирается сделать ее своей фавориткой? Графиня де ла Мотт поморщилась.
— По-моему, она ее уже сделала своей фавориткой. Эта мадам де Бодуэн заняла место герцогини де Сен-Пре.
Калиостро потер лоб, пытаясь вспомнить, в связи с чем он слышал это имя.
— Герцогиня де Сен-Пре? — переспросил он. — Та самая, которая скупала для королевской семьи все лучшие драгоценности Европы?
На лице госпожи де ла Мотт появилась унылая улыбка.
— Вот именно. Вы представляете — вместо герцогини де Сен-Пре, которая всегда была нашим союзником, королева принимает к себе на службу какую-то грязную потаскуху.
Калиостро пожал плечами.
— Но почему? Может быть, графиня де Бодуэн оказала какие-нибудь неоценимые услуги королевскому двору Франции? Или отличается знатностью происхождения?
Графиня де ла Мотт состроила гримасу и брезгливо махнула рукой.
— Да о чем вы говорите, милейший граф? Насколько мне известно, его величество король прежде встречал эту графиню единственный раз в жизни. И вот теперь, совсем недавно, на балу в Версале он разговаривал с ней почти два танца. Именно по его просьбе ее величество приняла графиню де Бодуэн в число своих статс-дам. Решение об этом было принято королевой почти немедленно. Мне кажется, что они просто поддались очарованию ее молодости. Впрочем, я надеюсь, что пелена скоро спадет с глаз ее величества, и графиня де Бодуэн снова займет причитающееся ей место.
— А мы не сможем использовать ее в своих интересах? Ведь игра, которую я начал, требует большого напряжения сил, и мне нужны помощники.
Графиня де ла Мотт смерила Калиостро пристальным взглядом.
— При дворе вы можете доверять только мне, — твердо сказала она. — Герцогиня д'Айен — Ноайль — строгая моралистка. Ее пониманию вообще недоступны обычные человеческие чувства. А все остальные статс-дамы не имеют сколько-нибудь заметного влияния на ее величество.
Калиостро задумчиво расхаживал из одного угла комнаты в другой.