– Это из Нью-Йорка, – смущенно сказала она, не оборачиваясь к Брианне и Мерфи. – Приятель с работы. – Прежде чем повернуться, она проверила, все ли у нее в порядке с выражением лица, и попыталась изобразить на нем улыбку. – Ну, как новый рецепт?
– Попробуй сама. Лучше с чаем. – Брианна поставила перед ней кружку. Ей хотелось чем-то утешить Шаннон, она чувствовала, что телефонный разговор вывел ее из равновесия, но совершенно не представляла, как это сделать. И тут до нее донесся детский крик. Или ей показалось? – По-моему, это Кейла, – обеспокоенно сказала она.
И поспешила к дочери, оставив Мерфи одного на поле битвы.
Шаннон не притронулась к рулету, у нее пропал всякий аппетит.
– В бюро ждут не дождутся моего возвращения, – сказала она с усмешкой, не поднимая глаз от стола.
– Он ждет вас, – поправил ее Мерфи и уточнил,
когда она взглянула на него: – Тод хочет, чтобы вы скорее вернулись.
– Он взял на себя часть моей работы, пока я в отъезде. У него и своей хватает.
– Он ждет вас как манны небесной, – повторил Мерфи.
Вместо ответа Шаннон усердно занялась рулетом. Потом небрежно произнесла:
– Он говорил, что накопилась масса дел. И не все вопросы решены. У нас с ним перед моим отъездом было жаркое обсуждение.
– Обсуждение, – подхватил Мерфи. – Уж скажите лучше «ссора». Разлад. Она чуть улыбнулась.
– Нет. Тод не из тех, кто ссорится. Он обсуждает. Он очень цивилизованный человек.
– И сейчас, по телефону, тоже пустился в обсуждение? Потому вы так взволнованы?
– Нет, он просто говорил, что меня ждут на работе. Как можно скорее. И совсем я не взволнована.
Мерфи осторожно взял ее беспокойные руки в свои, слегка стиснул, заставив взглянуть ему прямо в лицо.
– Вы предложили мне быть вашим другом, – мягко сказал он. – Я пытаюсь, хочу им быть. Но я… мне нужно больше знать о вас.
Она молчала – казалось, думала, взвешивала, что говорить и говорить ли вообще. Потом медленно произнесла:
– Меня многое тревожит. Чем дальше, тем больше. Такого раньше не было, и это смущает. Раньше я знала, чего хочу и как этого добиться. В этом смысле я в своего отца – он умел хорошо анализировать. Хотя, боже, что я говорю! Какого отца! – Она отняла свою руку у Мерфи, заговорила более возбужденно: – У меня все сложилось неплохо, я сама всего добилась. Работа в престижной рекламной фирме, квартира в хорошем районе Нью-Йорка, членство в популярном клубе. И в самое последнее время… общение с привлекательным человеком, моим коллегой. Свободное, ни к чему не обязывающее общение. – Она смотрела на крышку стола, не на собеседника, произнося все это. – С человеком, который разделял мои интересы. А потом… – Она снова задумалась. – Потом все как будто рухнуло, уплыло куда-то. И нет сил восстанавливать…
– Но вы хотите это сделать? – настойчиво спросил он, потому что она долго молчала.
– Не знаю. У меня какой-то провал. Я потеряла почву под ногами. Этот телефонный звонок напомнил мне о том, кто я и где живу. Но я уже не там, а сама не знаю где. И я не могу не думать о родителях. Они со мной. Хотя я никогда уже не скажу им «доброе утро» или «спокойной ночи». Никогда.
Он молча обнял ее, она прижалась лбом к его плечу, ее слезы падали ему на рубашку.
– Хочу, чтобы они были со мной, – всхлипнула она. – Зачем люди умирают? Я даже не смогла с ними попрощаться. Отец умер, когда меня не было, а мать… Я повысила на нее голос, а она уже умирала. А я…
– Они не уходят насовсем, – заговорил наконец Мерфи. – Они остаются с нами, в наших сердцах. Разве не слышите вы порою их голоса, не видите улыбки, движения рук? Не пьете с ними вместе чай?
Ее рыдания стали затихать. Она подняла заплаканное лицо.
Как хорошо, пришло ей в голову, что она решилась выплакаться. Не стесняясь, вволю. Глупо столько времени сдерживать слезы, носить в себе, копить.
– Да, – губы ее дрогнули в подобии улыбки, – я недавно завтракала с ними, с моими покойными родителями. И все было так хорошо.
– Вот видите. Они не покидают нас навеки.
Она устало прикрыла глаза, ее голова склонилась ему на грудь. Ее успокаивало равномерное биение его сердца, которое стучало ей в ухо. Как все-таки хорошо, когда можно вот так прислониться и ощутить надежность, умиротворение, и тебе передается уверенность другого существа.
– Перед заупокойной мессой, – тихо заговорила она, – когда хоронили мать, рядом со мной был священник. Тот же, кто незадолго перед этим хоронил отца. Мужа моей матери. Священник был полон сочувствия, он утешал меня, говорил, как всегда в таких случаях, о вечной жизни, о вознаграждении, которое получат мои родители на небесах, поскольку были настоящими католиками и хорошими людьми.