Особенно,... 
65 
— О, так вас отметили, — произнесла леди Джулия, дочитав письмо. — Однако неужто генерал и впрямь намерен отправить вас в те ужасные края, где так жарко, а реки вместо крокодилов кишат земноводными неграми?
— Боюсь, мадам, его письмо нельзя истолковать иначе, — ответил я.
— И вы рады? Он пишет так, будто это вознаграждение.
— Помолчите, Джулия! — говорит генерал, слушавший послание с многозначительной улыбкой на губах, затем поворачивается ко мне: — Что ж, полковник, вам так и так надо поспешить в столицу. Я дам вам своих лошадей до Заморны, дальше поедете на почтовом дилижансе.
— А если полковник не захочет? — говорит Джулия. — Я убеждена, что для тамошнего климата у него недостаточно крепкое здоровье А может, Торнтон, лучше написать Энаре, что сэру Уильяму нужно несколько дней на раздумья?
Джулия, женушка, отвечает Торнтон, — ступай-ка ты наверх, милая, надень шляпку и шаль, а я, как провожу сэра Уильяма, сразу повезу тебя кататься в ландо.
Джулия вышла из комнаты, а Торнтон принялся меня торопить, ибо, как вам известно, я несколько медлителен, особенно когда все вокруг суетятся. Итак, я с вами на время прощаюсь. О результатах поездки сообщу в следующем письме.
Через несколько дней я получил продолжение:
«Тауншенд, дружище, что бы я без вас делал! Кому еще я мог бы строчить письмо за письмом или открывать столько секретов! Быть может, сходство изведанных нами лишений и тяга к бродяжничеству породили некую общность душ. Мы ведь любим друг друга, не правда ли, Тауншенд?
Так или иначе, я в Адрианополе, получил аудиенцию и в министерстве иностранных, и в министерстве внутренних дел, и теперь горд, как петух на навозной куче. Расскажу обо всем подробно.
Распрощавшись с прелестной хозяйкою Гернингтона, которая сбежала по дубовой лестнице в старый темный вестибюль, чтобы пожелать мне счастливого пути, стиснув ее хорошенькую ручку, задержав томный взгляд на румяном личике, улыбавшемся мне из-под только что надетой шляпки, попросив на память локон смоляно-черных кудрей и получив отказ, пообещав думать о ней, когда буду лежать на солдатском ложе из тростника и смотреть на луну, плывущую высоко над синей Бенгелой, — покончив с этим всем, Тауншенд, я вскочил на быстрого скакуна, одолженного вашим вторым отцом, и во весь опор поскакал через леса, навстречу утреннему ветру и утреннему солнцу. Через четверть часа я уже поравнялся с Эдвардстон-Холлом. Слуга еле за мною поспевал. Я был в таком упоении чувств, что не сдержался: натянул поводья, сорвал шляпу и подбросил ее в воздух с издевательским „ура!“.
Затем я поскакал дальше и почти не сбавлял галоп, пока не достиг пригородов Заморны. В самом начале Адриан-роуд мне предстала двуколка, трюхающая, как угольная баржа на свежем ветру. Ею правил щеголь в бежево-коричневом платье.
„Ха! — подумал я. — Вот кого мне больше всего хотелось встретить именно сейчас“.
То был наш Эдвард. Пришпорив скакуна, я в мгновение ока его нагнал. На Адриан-роуд толпился народ, в том числе множество дам, поскольку это модная улица, однако в тогдашнем брожении духа я не думал, кто на меня смотрит. Прочь с головы шляпу! Виват, мой герой! Я скачу за повышением! К дьяволу амбарные книги! Запиши фельдмаршальский жезл мне насчет! Гип-гип-ура!
— Гром и молния! Смола и сера! Что за черт? — кричит он. — Вот ужо тебе!
Нед взмахивает рукой. Вж-ж! Его хлыст рассекает воздух, но мой гнедой прядает в сторону, и мы оба чудом избегаем удара. Я привстаю на стременах и, высекая искры из мостовой, лечу прочь. Мы с Аяксом исчезаем, на прощание взмахнув белым платком в знак братской привязанности.
Уже смеркалось, когда дилижанс въехал в Адрианополь. Не тратя времени на то, чтобы привести себя в порядок, потный, встрепанный, в сюртуке, припорошенном пылью Адрианопольского тракта, который, как вам известно, рассекает зеленые луга и леса белой, почти молочной полосой, — я, как есть, спрыгиваю с империала Восточного почтового экспресса во дворе таверны „Вествуд“, тут же беру кеб и приказываю везти меня в министерство иностранных дел.
В комнате, куда меня провели, было темно. Две восковые свечи бросали дрожащие отсветы в сгустившийся полумрак. За столом сидел бледный маленький человечек, рядом лежали его перчатки и шляпа.
65 
