Она подняла глаза и тут же вновь опустила, не в силах выдержать его взор, горящий инфернальным огнем.
«Что он скажет?» — подумала мисс Лори и задрожала.
— Так вот, милая, — продолжал мучитель, привлекая ее ближе к себе. — Я дам тебе в награду мужа. Этот муж будет дворянин, и этот дворянин — лорд Хартфорд. А теперь, мадам, извольте встать, чтобы я на вас поглядел.
Он разжал руки, и мисс Лори вскочила, словно распрямившийся лук.
— Вашу светлость упредили! — воскликнула она. — Это предложение мне уже делали. Я слышала его от самого лорда Хартфорда три дня назад.
— И что вы ответили, мадам? Не юлите, уловки вам не помогут.
— Что я ответила? Заморна, не знаю. Какое это имеет значение? Вы наградили меня, милорд герцог, но я не снесу вашей награды. Мне дурно…
Она коротко всхлипнула, побледнела и рухнула на пол, головой к ногам герцога. Еще никогда в жизни Мина Лори не падала в обморок. Однако страшное напряжение, сковавшее все ее существо при словах повелителя, оказалось сильнее, чем крепкое здоровье. Она поверила, что он говорит искренне, что он ею прискучил, и не смогла этого вынести.
Полагаю, в первый миг Заморна испугался за Мину; во второй, почти не сомневаюсь, испытал глубокое облегчение. Меня упрекают в недостаточной к нему строгости, иначе дальше шло бы полстраницы справедливых обличений — столь же прочувствованных, сколь и заслуженных. Я же просто опишу его поведение, воздерживаясь от оценок и замечаний. Он взял со стола свечу и склонился над мисс Лори. Нет, она не разыграла обморок. Ее лицо было бело как мрамор и неподвижно как камень. Значит, она и впрямь любила его всем сердцем, и эта страсть не оставляла места даже для тени мысли о другом.
Не думай, читатель, будто Заморна и впрямь намеревался великодушно уступить Мину Лори Хартфорду. О нет, это было бы не в его характере: он всего лишь проверял чувство, в котором его давным-давно должны были убедить тысячи каждодневных доказательств. Покуда он смотрел, мисс Лори начала приходить в себя. Ее веки дрогнули. Большие темные глаза открылись и, встретив его взгляд, до краев наполнились скорбью. В них не было ни искры гнева, ни тени укоризны. И очи, и губы говорили одно: «Я не могу тебя покинуть».
Она с трудом поднялась. Герцог протянул руку, чтобы ей помочь, и поднес к ее губам почти не тронутый бокал с вином.
— Мина, — спросил он, — ты довольно оправилась, чтобы меня слышать?
— Да, милорд.
— Тогда слушай. Я охотнее отдал бы Хартфорду половину… нет, все мои владения, нежели мою Мину. Я просто тебя испытывал.
Мисс Лори подняла глаза и вздохнула, словно очнувшись от страшного сна, однако говорить по-прежнему не могла.
— Неужто, — продолжал герцог, — неужто я отдам свою первую любовь в чужие руки? Да я бы ее раньше убил! Я лучше уложу тебя в гроб, такую же мраморную и безжизненную, как сейчас, когда ты лежала у моих ног, чем — под угрозой, за мольбы или за деньги — уступлю другому один твой взгляд или одну улыбку твоих губ. Теперь я вижу, Мина, что ты меня любишь, ибо ты не могла бы разыграть это волнение. А потому я расскажу, как доказал вчера свою любовь. Хартфорд упомянул при мне твое имя, и я в отместку за богохульство послал ему пулю, так что сейчас он лежит в постели полуживой.
Мисс Лори содрогнулась. Однако так темны загадки человеческой души, так тесно спаяны в ней порок и добродетель, что, боюсь, это кровавое доказательство любви вызвало у Мины не столько ужас, сколько восторг. Она не сказала ни слова, ибо теперь Заморна вновь заключил ее в объятия. Его ласки, его вкрадчивые речи прогнали всякую другую мысль, все былые укоры стыда, все сомнения, усталость и сердечную боль мучительных ожиданий. Он назвал ее своей первой любовью, и теперь ей хотелось верить, что она не только первая, но и единственная. Не по-женски сильная духом, деятельная, самостоятельная и развитая во всех других отношениях, в этом смысле Мина Лори была слаба, как дитя. Она утратила себя. Всю ее жизнь поглотила жизнь другого человека.
Постучали. Заморна встал и отрыл дверь. За нею стоял его слуга.
— Можно поговорить с вашей светлостью в приемной? — спросил месье Розьер несколько торопливо.
Герцог вышел вслед за ним.
— В чем дело, сударь? Что-нибудь срочное?
— Хм! — начал Эжен. Его смуглая заостренная физиономия выражала несвойственное ей смущение. — Хм! Удивительные дела, милорд герцог. Прямо-таки фокус-покус, с дозволения вашей светлости.