— Вы меня не испугали, — произнес лорд Хартфорд, — я готов на этот риск, да и на любой другой, лишь бы увидеть вас во главе стола в старом обеденном зале Хартфорд-Холла в качестве моей жены и хозяйки. Меня зовут гордецом, но я бы показал всем, каких вершин может достичь гордость, если бы мог, возвращаясь вечером домой, застать там ждущую меня Мину Лори, если бы мог сидеть и смотреть на вас, зная, что ваша дивная красота целиком принадлежит мне, что я в любую минуту волен затребовать эту щеку, эти губы, эту прелестную ручку, и вы не посмеете мне отказать. Тогда я был бы счастлив.
— Хартфорд, скорее уж, вернувшись, вы застали бы свой дом пустым и очаг — брошенным. Я знаю меру своей любви. Я бы кинулась к Заморне и на коленях молила, чтобы он позволил мне вновь сделаться его рабой.
— Мадам, — ответил Хартфорд, хмурясь, — вы бы не посмели, будь вы моей женой. Я бы вас стерег.
— Тогда я умерла бы под вашей стражей. Однако до этого не дойдет.
Хартфорд подошел, сел рядом с Миной и наклонился к ней. Она не отстранилась.
— О! — сказал он. — Я счастлив. Было время, когда я не отваживался подойти к вам близко. Однажды летним вечером, два года назад, я гулял в сумерках меж деревьев и, повернувшись, увидел вас: вы сидели, прислонясь к стволу, совсем одна, и глядели на звезду, мерцающую над Сиднемскими холмами. Вы были в белом. Вы сложили руки на коленях, волосы сияющими завитками лежали на вашей шее. Я стоял и смотрел. Мне думалось: если бы она сидела сейчас в моем лесу, если бы я мог подойти, прижаться губами к ее лбу и ждать улыбки в ответ на ласку, если бы я мог заключить ее в объятия и отвлечь от единственной звезды и дальней страны, над которою та сияет (ибо звезда горела на западе, и я знал, что вы думаете о Сенегамбии), если б мог обратить ее мысли ко мне, то земля стала бы для меня раем. Тут я услышал звук растворяемого окна, и голос Заморны позвал: «Мина!» В следующий миг я имел удовольствие наблюдать, как вы стоите на лужайке, под самым подоконником, на котором сидит, перегнувшись наружу, Заморна, и его рука скользит по вашим волосам, а губы…
— Лорд Хартфорд! — воскликнула мисс Лори, заливаясь краской. — Довольно. Я еще не рассердилась. Я думала, глупо злиться на вас за то, что вы признались в любви. Однако ж ваши теперешние слова нестерпимы — это все равно что растравлять открытую рану. Я не обязана сносить ваши оскорбительные колкости. Все знают, кто я. Но есть ли в Африке девушка, которая, подвергнись она такому же искушению, повела бы себя мудрее?
— Другими словами, — отвечал Хартфорд, и в его глазах блеснула бесшабашность отчаяния, — есть ли в Африке девушка, которая сказала бы «нет» юному Доуро, когда на романтических холмах Эллибэнка, теплой лунной ночью в разгар лета, он молил ее о любви и двое остались одни в зеленой долине, где кроны деревьев были их пологом, далекие звезды — часовыми, а ночь — их широким балдахином?
Хартфорд видел, как бешено колотится сердце Мины Лори под атласным лифом, и даже — когда прекратил свои язвительные насмешки, дабы посмотреть, какое произвел впечатление, — услышал его стук. Они по-прежнему сидели совсем близко, и Мина не отодвинулась. Она молчала. В тусклом свете лампады ее губы были белы, щеки — бескровны.
Хартфорд продолжал, горько и неумолимо:
— В последующие времена, несомненно, Хоксклифский лес видел много не менее нежных сцен, когда король Ангрии удалялся от изнурительных дел и докучливых брачных уз к любви и покою с прелестной возлюбленной.
— На этом, Хартфорд, мы должны расстаться, — перебила мисс Лори. — Я вижу, каково ваше мнение обо мне. Оно справедливо, но выслушивать я его не хочу. Вы причинили мне боль. Прощайте. Я постараюсь больше с вами не видеться.
Мина Лори встала. Хартфорд не пытался удержать ее. Она вышла; когда дверь захлопнулась, он услышал судорожное рыдание — выплеск чувств, доведенных насмешками до агонии.
Уход Мины оставил его опустошенным. Внезапно Хартфорду захотелось вернуть ее и утешить. Он встал и открыл дверь. На маленькой веранде тихо горел единственный светильник. Там никого не было, как не было и на крыльце — нескольких широких ступенях, которыми она оканчивалась. Мисс Лори как будто исчезла.
Шляпа и дорожный плащ Хартфорда лежали на полке у входа. Ничто больше не удерживало его в Риво. Пьянящий сон развеялся. Страстная упрямая натура бурлила от разочарования. Генерал вышел в темную морозную ночь, сжигаемый огнем, который не могла погасить метель. Он потребовал лошадь, вскочил в седло и, безжалостно вонзив колесики шпор в бока благородного скакуна, с победой пронесшего его по кровавым полям Вествуда и Лейдена, яростным галопом поскакал по дороге в Риво.