Он никогда так сильно не хотел женщину, а с ней чувствовал себя подростком на заднем сиденье машины, мужчиной, заказавшим лучшую шлюху во французском борделе или падающим в объятия жены. Ее противоречивость эротичнее, чем атлас, кружево и тусклый свет. Мягкий проворный рот, сильные решительные руки… Вряд ли он сможет когда-нибудь вырваться из этих объятий. В обладании ею он познал бы бесконечный круговорот сложностей, битв, возбуждения. Она – наркотик. Прыжок со скалы. Если он не будет осторожен, то умрет от передоза и разобьется о камни.
Каких огромных усилий ему стоило отступить. Она лежит перед ним с полузакрытыми глазами.
«Не поддавайся! – в отчаянии кричал он себе. – Достань Рембрандта и уходи! Ты здесь только за этим».
– Адам… – Кирби прошептала имя так, словно никогда раньше его не произносила. Оно ласкало язык. Она могла думать только о том, что никто и никогда не заставлял ее чувствовать подобное. И никто не заставит. Что-то пробудилось внутри ее, и она не хотела этому препятствовать. Сдалась.
Адама вновь охватило пламя желания.
«Она – ведьма, – решил он. – Цирцея. Сирена. Пора отступить».
– Вам надо переодеться.
– Адам… – Кирби приподнялась и коснулась его лица.
– Подчеркните глаза. – Он поднялся, стараясь держать себя в руках.
– Глаза? – Она уставилась на него – тело дрожало, голова не работала.
– И оставьте волосы распущенными. – Он направился к двери. – Двадцать минут.
Кирби оперлась на локти. Она не позволит ему увидеть ее боль, а себе – страдать из-за отказа.
– Вы хладнокровный, – мягко произнесла она. – И самый сдержанный из всех, кого я когда-либо встречала. Но вы еще можете оказаться на коленях.
Она была права.
– Это риск, на который я готов пойти. – Кивнув, он хлопнул дверью. – Двадцать минут, – донеслось снаружи.
Кирби сжала пальцы в кулак, затем расслабила их.
– Ты будешь на коленях, – пообещала она. – Клянусь.
Оказавшись в студии, он принялся искать рычаг, открывавший тайный проход, так, из любопытства, не имея намерения рисковать и обшаривать помещение, куда мог войти в любой момент. Наконец, панель, скрипнув, как и предыдущие, открылась. Адам заглянул внутрь, тут же закрыл проход, решив приступить к главному – творчеству.
Для него живопись была не работой, скорее развлечением. Возникала, правда, потребность в живописи, но либо мягкая и спокойная, либо острая и резкая.
Адам был дотошным художником и дотошным человеком. Возможно, консервативным, как заметила Кирби. Но не упертым. В отличие от Кирби – организованным, хотя творческий процесс протекал у них одинаково. Она часами могла разглядывать кусок древесины, выискивая в нем искорку жизни. Он так же смотрел на холст. Она чувствовала внутренний толчок, физическое освобождение, когда, наконец, обнаруживала желаемое. Он ощущал то же самое, когда нечто обрушивалось на него из дюжины эскизов.
Сейчас Адам был спокоен и сосредоточен. Прикрепил к мольберту чистый холст, тщательно отобрал три куска угля. Решил работать именно углем. Просматривая свои предыдущие наброски, Адам услышал шаги.
Она остановилась у двери, высоко подняв голову и уставившись на него. Он осторожно положил блокнот на стол.
Ее волосы шелковой волной ниспадали на плечи. Золотые кольца в ушах и золотые браслеты на запястьях позвякивали при малейшем движении. В глазах, темных и опасных, все еще теплился гнев. Он с легкостью мог изобразить ее, кружащуюся в огненном вихре под звуки скрипки и бубнов.
Кирби положила руки на бедра и вплыла в студию, прекрасно понимая, какое впечатление производит. Пышная юбка алым пламенем ласкала ноги. На секунду замерев перед ним, дважды крутанулась, каждый раз поворачивая голову и глядя на него через плечо. Запах паленой древесины и роз наполнил комнату.
– Ты хочешь написать Катрину, а? – с жутким славянским акцентом произнесла она и повела пальцем по его щеке. Дерзость, вызов, а затем и смех горячей волной коснулись его кожи. – Но сначала ты должен посеребрить ей ручку.
Он отдал бы ей все, что угодно. Любой мужчина отдал бы. Борясь с ней и самим собой, вынул сигарету.
– К восточному окну, – холодно произнес он. – Там свет лучше.
Нет, так легко он не отделается. Кирби пыталась быть дерзкой, наглой, но ее тело до сих пор дрожало. Она не позволит ему догадаться.