Последние отзывы

  24  

Он хотел бы придерживаться его и в этот раз. Но все идет наперекосяк. Любопытство, возбуждение, совесть. Недопустимо позволять этим чувствам стать помехой. Уставившись на картину с изображением Гудзона, Адам включил передатчик.

– Макинтайр?

– Пароль?

– Черт возьми, это тебе не роман Йена Флеминга.

– Таков порядок, – живо напомнил Мак, но по прошествии двадцати секунд напряженного молчания сдался. – Ладно, ладно. Что ты узнал?

«Я узнал, что вот-вот сойду с ума из-за женщины, которая для меня ничего не значит», – подумал Адам.

– Я узнал, что, когда в следующий раз тебе придет в голову очередная блестящая идея, можешь катиться вместе с ней в ад.

– Проблема? – Голос Макинтайра трещал. – При возникновении проблем тебя должны были отозвать.

– Проблема в том, что мне нравится старик и его дочь… кошмар!

Подходящее слово, подумал Адам. Весь план начал рушиться с того момента, как он положил на нее глаз.

– Сейчас уже слишком поздно. У нас обязательства.

– Да. – Адам вдохнул сквозь стиснутые зубы и попытался выбросить из головы мысли о Кирби. – Мелани Меррик Бэрджесс – близкий друг семьи и дочь Харриет Бэрджесс. Прекрасный дизайнер, не испытывает особого интереса к живописи. Я бы сказал, она оказывает всевозможную поддержку Фэйрчайлдам. Кирби недавно разорвала помолвку со Стюартом Хиллером.

– Интересно. Когда?

– Точной даты не знаю, – обрубил Адам. – И мне не нравится расспрашивать ее о чем-то столь личном. – Он изо всех сил боролся с собой. Макинтайр молчал. – Пару месяцев назад. До сих пор дымится. – «И страдает», – добавил про себя. Он никак не мог забыть выражение ее глаз. – Меня пригласили на вечеринку в эти выходные. Там я увижу и Харриет Меррик, и Хиллера. У меня было время изучить дом. Это место изрыто тайными ходами.

– Чем?

– Ты слышал. Если повезет, смогу попасть в любую комнату.

Макинтайр что-то одобрительно проворчал, затем спросил:

– А ты сможешь его узнать?

– Если он в доме, а я каким-нибудь чудом найду его в этом анахронизме, то узнаю.

Адам отключился и, сопротивляясь желанию запустить передатчиком в стену, убрал его в портфель. Немного успокоившись, встал и отправился искать рычаг на камине.

Это заняло десять минут. Наконец он был вознагражден скрипом открывшейся панели. Адам скользнул внутрь, прихватив фонарик. Пахло сыростью и плесенью. Он поводил светом по стене, пока не обнаружил рычаг. Панель со скрипом закрылась, оставив его в полной темноте.

Шаги отдавались эхом, слышалась возня грызунов, но Адам не обращал на звуки внимания. На мгновение он остановился у стены, за которой находилась комната Кирби. Это всего лишь работа, убеждал он себя. Интересно, она уже спит на своей огромной кровати под балдахином, накрывшись стеганым одеялом. Он мог нажать кнопку и присоединиться к ней. К черту Макинтайра и его задание. Порядок, вздохнул он. Адам и сам помешан на порядке. Кирби права, он всегда четко разделял правильное и неправильное.

Он повернулся и пошел дальше.

Внезапно коридор оборвался крутыми ступенями, ведшими вверх и налево. Поднявшись, Адам оказался в другом коридоре. По стене в луче света фонаря взбирался паук. Кирби не преувеличивала, когда говорила об их размере.

Он повернул первый попавшийся рычаг и выскользнул из потайного хода. Пыль и книги. Двигаясь очень тихо, принялся медленно и тщательно исследовать помещение.

Кирби чувствовала тревогу. Пока Адам стоял по другую сторону панели, борясь с искушением открыть ее, она мерила шагами комнату. Пойти в студию? Работа могла бы успокоить ее, хотя в таком состоянии вряд ли возможно создать что-либо путное, разве что хлам. Удрученная, она присела у окна и увидела в стекле слабое отражение.

Кирби не осознавала ситуацию, и в данных обстоятельствах это не играло ей на руку. Контроль важен всегда, а сейчас просто жизненно необходим. Но вернуть его проблема.

Адам Хайнес стал ее проблемой.

Дело в его привлекательности? Да, но с этим легко справиться. Вообще какая-то запутанная история, и с ней так просто не совладать. Адам манил ее, и, уже пойманная, она не могла вырваться.

Поставив локти на подоконник, Кирби положила подбородок на сцепленные руки. Он мог ранить ее. Впервые в жизни она боится. Не ударов по самолюбию, а глубоких ран, которые тревожили бы и никогда не зажили.

  24