Последние отзывы

  91  

— Баттиста! — позвала она. — Не хотите ли поговорить со мной?

Он вздрогнул и выпрямился так быстро, что наступил на край плаща и чуть не упал. Фьора поддержала его и с замершим сердцем смотрела на его юное лицо, которое привыкла видеть таким веселым и беззаботным. Посты и воздержания оставили на нем свои печальные следы. Даже голос юноши показался ей другим, когда она услышала его:

— Донна Фьора!.. Что вы здесь делаете?

— Этот вопрос я хотела бы задать вам, мой друг. Что могло заставить вас похоронить себя здесь заживо, вместо того чтобы вернуться к семье в Рим?

— Я поклялся посвятить свою жизнь служению герцогу Карлу и исполняю свою клятву.

— Там, где он сейчас находится, ваши заботы ему не нужны! — возразила Фьора.

— Откуда вы можете знать… Впрочем, я не один: посмотрите на соседнюю могилу! В ней лежит Жан де Рюбампре, который тогда правил в Нанси, — его тело нашли рядом с телом герцога.

Милосердному герцогу Рене — настоящему рыцарю — было угодно окружить моего господина после смерти друзьями.

— Тем более я права. Тени охраняют тень, и ей не нужны живые, а в Риме…

— Рим — это просто клоака! — резко ответил молодой человек. — А теперь, донна Фьора, я пойду. У меня много дел!

— Но…

Она не успела ничего добавить, как Баттиста, придерживая полы плаща, чуть ли не бегом направился к выходу из церкви.

Фьора с недоумением проводила его взглядом и уже собралась отправиться за ним следом, но передумала. Вместо этого она встала на колени перед могилой и обратилась к богу с молитвой о даровании мира и покоя душе тому, кого она так ненавидела, но притягательную силу которого ощутила на себе и даже стала его другом и искренне оплакивала его смерть, не оставив на сердце никакого зла. Она всегда будет помнить Карла Смелого таким, каким видела при их последней встрече, утром, перед решающим боем: рыцарь в золотых доспехах, шлем которого венчал грозный лев, медленно уходящий в ледяной туман с поднятой в прощальном жесте рукой. Туман так и не расступился перед ним до самой смерти…

Часто она спрашивала себя, каким бы было их будущее, если бы герцог Карл остался жив. Нашел бы он способ продолжать свои безумные войны, которые обескровили Бургундию и несли смуту во Фландрию? Конечно же, нет. Но он из последних сил продолжал бы сражаться и гнаться за своей мечтой о создании великой империи до тех пор, пока смерть не забрала бы с собой его самого и всех его верных соратников. В конечном итоге все получилось бы так, как он того хотел, и само гордое величие его смерти утешило бы и его гордость. Но было несправедливо, что этот юноша целиком захвачен уже закончившейся драмой и ослеплен ореолом, который успели создать вокруг его господина.

Фьора решила, что с Баттистой они еще обязательно встретятся. Из церкви она вышла на рыночную площадь, где остановила прохожего, чтобы узнать, как пройти к монастырю Пресвятой Богородицы. Человек показал ей на виднеющуюся в глубине улицы верхушку колокольни, наполовину срезанную выстрелом пушки.

Подойдя к воротам, Фьора потянула за веревку колокола, висевшего рядом со старой, но тщательно обитой железными полосами дверью с зарешеченным окошком, которое напоминало тюремное. В окошке показалось полное лицо какого-то человека, которому она объяснила, что просит настоятеля этого святого дома уделить ей немного времени для короткого разговора наедине. Окно вновь закрылось, и ей пришлось довольно долго ждать, пока дверь опять не приоткрылась, давая ей проход. По другую сторону двери привратник с не менее дородной, чем его лицо, фигурой молча сделал ей знак следовать за собой и провел в небольшой, с низким потолком зал, сырой и почти без мебели.

Но та комната, в которую они спустились по нескольким ступенькам, производила просто гнетущее впечатление. Сердце молодой женщины горестно сжалось. Юный Баттиста, похороненный в этой могиле в течение двух лет, — какая жуткая бессмыслица! Неужели надо было так любить Карла Смелого, чтобы приговорить себя к этому медленному угасанию!

Бесшумно вошел монах, и Фьора изложила ему свою просьбу: она хотела бы поговорить с молодым послушником, которого в миру звали Баттиста Колонна.

— Я приехала из Рима, — добавила она, — и у меня для него новости из дома.

Эта ложь вырвалась у нее вполне естественно по той причине, что она была готова использовать любые средства, чтобы вырвать юношу из этой мрачной, гнетущей обстановки, для которой он, конечно, не был создан. Да и не так уж она и солгала.

  91