— Мне кажется, что вы недавно были в Риме, мадам?
— Да, монсеньор.
— Жаль, что вы не смогли оценить его красоты.
— У меня для этого было очень мало свободного времени, так как пришлось переходить из одной тюрьмы в другую, — смело ответила Фьора.
— Тюрьмы бывают разные. А когда вы выбрали Флоренцию, святой отец очень сожалел об этом, потому что тогда… как, впрочем, и сейчас, он благосклонно относился к вам. Дружба с папой позволила бы вам провести в Риме приятные дни.
— Поблагодарите его, пожалуйста, от моего имени за эти добрые чувства, но его блестящий ум не может не понять и моих чувств. Это чувства флорентийки, монсеньор, и я не могу не оплакивать драматических событий, разворачивающихся на моей родине.
— ..которые, к несчастью, обостряются. Почему бы нам не поговорить об этом в следующий раз?
— Говорить со мной о политике? Но, монсеньор, я в этом ничего не смыслю, — возразила Фьора.
— Не стоит недооценивать себя, мадам. Святой отец высоко ценит ваш ум, а ваша дружба с королем Франции только усиливает его мнение. Мы могли бы сделать вдвоем большое дело.
С этими словами делла Ровере удалился, попрощавшись с Фьорой наклоном головы. Серебряные трубы протрубили к ужину, и все стали занимать свое место за столом.
Ужин был превосходный, но длился слишком долго. Он был бы скучным, если бы не спор, разгоревшийся между королевским врачом Куактье и старшим поваром Жаком Пастурелем.
Стоя за королевским креслом, они обменивались гневными взглядами и вполголоса перебрасывались резкими словами относительно того, что лежало в тарелке их короля. Врач утверждал, что куриная колбаса годилась лишь для того, чтобы отравить короля, а повар отвечал, что лекарства, которые врач прописывает королю, были попросту опасны для его здоровья, а истинное поварское искусство состоит в том, чтобы все блюда были полезными. Иногда они забывались и повышали тон, и королю пришлось вмешаться. Он отправил Куактье ужинать, сказав, что пища, принятая в компании служителя церкви, не могла повредить никому. Даже ему.
Куактье удалился, ворча, впрочем, это был чрезвычайно неприятный человек. Фьора совсем заскучала. Король был занят своим гостем, а другой сосед молодой женщины, толстый человек, личный капеллан римского прелата, все время старался погладить Фьору под столом по колену, но, получив от нее сильный пинок, успокоился и принялся за блюдо, которое ему подали. А через полчаса он так напился, что чудом не свалился на пол.
Проводив кардинала и архиепископа до их экипажей, Людовик XI вернулся к Фьоре, которая вместе с принцессой Жанной и мадам де Линьер смотрела, как разъезжаются знатные гости.
— Ну, дамы, что скажете о племяннике его святейшества?
— Кардиналы — не всегда священники, отец. А этот священник?
— Да. Почему вы задаете этот вопрос, Жанна? У вас сомнения на этот счет?
— Признаюсь, что немного сомневаюсь. Ведь он в основном говорил о политике, об охоте, о редких драгоценностях, о греческой литературе — только не о боге!
— А вы хотели, чтобы он прочитал мне проповедь? — насмешливо ответил король. — Это было бы неуместно.
— Нет, но меня беспокоит, когда служитель церкви так много говорит о войнах, об осадах и насилии, забывая о тех, кто переживает эти трагедии: о простых жителях городов и деревень, о которых вы сами так заботитесь, не будучи священником!
Людовик XI посерьезнел и, взяв свою дочь за тонкую руку, посмотрел в ее ясные глаза со смесью восхищения и угрызения совести;
— У вас светлая душа, Жанна, которой не следовало бы знать мерзостей жизни. В день моего коронования я получил святой елей, сделавший из меня помазанника божьего, и мне удалось вылечить людей от золотухи, едва прикоснувшись к ним рукой. Мне кажется, что это ценнее тонзуры. Кроме того, я поклялся защищать мой народ, особенно самых обездоленных, и служить Франции! Франции, ради славы которой я пожертвовал вами! Может быть, поэтому я кажусь не всегда учтивым?
— Разве дочери королей рождены для счастья? — спокойно спросила Жанна. — Вы поставили меня на то место, которое мне принадлежит.
— Конечно, конечно! А когда ваш супруг посещал вас в последний раз?
— Это жестокий вопрос, сир, — сказала мадам Линьер. — Монсеньор герцог Орлеанский никогда не приезжает и…
— Достаточно! — перебил король. — Я поговорю с ним. — Затем, резко сменив тон, он сказал:
— Что касается кардинала делла Ровере, его семьи и даже папы, то, если вы хотите узнать о них побольше, обратитесь к мадам де Селонже! Она о них знает больше, чем я. Опасность заключается в том, что вы рискуете потерять веру!