4 
— Знаю, — сказал я, — знаю. Я разговаривал с такими, которые прождали впустую. Если так случится с нами, Ральф, тогда… тогда мы выпьем вместе, а потом пойдем и наймемся в грузчики на транспортную ракету Европейской линии.
Ральф сжался и побледнел.
— В грузчики…
Кто-то быстро и мягко прошел по крыльцу, и мы увидели мою маму. Я улыбнулся:
— Здорово, леди!
— Здравствуй. Здравствуй, Ральф.
— Здравствуйте, Джен.
Глядя на нее, никто не дал бы ей больше двадцати пяти — двадцати шести лет, хотя она произвела на свет и вырастила меня и уже далеко не первый год служила в Государственном статистическом управлении. Тонкая, изящная, улыбчивая: я представлял себе, как сильно должен был любить ее отец, когда он был жив. Да, у меня хоть мама есть. Бедняга Ральф воспитывался в интернате…
Джен подошла к нам и положила ладонь на лоб Ральфа.
— Что-то ты плохо выглядишь, — сказала она. — Что-нибудь неладно?
Ральф изобразил улыбку:
— Нет-нет, все в порядке.
Джен не нуждалась в подсказке.
— Оставайся ночевать у нас, Прайори, — предложила она. — Нам тебя недостает. Верно ведь, Крис?
— Что за вопрос!
— Мне бы надо вернуться в интернат, — возразил Ральф, правда, не очень убежденно. — Но раз вы просите, да вот и Крису надо помочь с семантикой, так я уж ему помогу.
— Очень великодушно, — сказал я.
— Но сперва у меня есть кое-какие дела. Я быстро туда-обратно на монорельсовой, через час вернусь.
Когда Ральф ушел, мама многозначительно посмотрела на меня, потом ласковым движением пальцев пригладила мне волосы.
— Что-то назревает, Крис.
Мое сердце притихло, ему захотелось помолчать немного. Оно ждало. Я открыл рот, но Джен продолжала:
— Да, где-то что-то назревает. Мне сегодня два раза звонили на работу. Сперва звонил твой учитель. Потом… нет, не могу сказать. Не хочу ничего говорить, пока это не произойдет…
Мое сердце заговорило опять, медленно и жарко.
— В таком случае не говори, Джен. Эти звонки…
Она молча посмотрела на меня. Сжала мою руку мягкими теплыми ладонями.
— Ты еще такой юный, Крис. Совсем-совсем юный.
Я сидел молча.
Ее глаза посветлели.
— Ты никогда не видел своего отца, Крис. Ужасно жалко. Ты ведь знаешь, кем он был?
— Конечно, знаю, — сказал я. — Он работал в химической лаборатории и почти не выходил из подземелья.
— Да, он работал глубоко под землей, Крис, — подтвердила мама. И почему-то добавила: — И никогда не видел звезд.
Мое сердце вскрикнуло в груди. Вскрикнуло громко, пронзительно.
— Мама… мама…
Впервые за много лет я вслух назвал ее мамой.
Когда я проснулся на другое утро, комната была залита солнцем, но кушетка, на которой обычно спал Прайори, гостя у нас, была пуста. Я прислушался. Никто не плескался в душевой, и сушилка не гудела. Ральфа не было в доме.
На двери я нашел приколотую записку.
Увидимся днем в школе. Твоя мать попросила меня кое-что сделать для нее. Ей звонили сегодня утром, и она сказала, что ей нужна моя помощь. Привет.
Прайори.
Прайори выполняет поручения Джен. Странно. Джен звонили рано утром. Я вернулся к кушетке и сел.
Я все еще сидел, когда снаружи донеслись крики:
— Эгей, Крис! Заспался!
Я выглянул из окна. Несколько ребят из нашей ватаги стояли на газоне.
— Сейчас спущусь!
— Нет, Крис.
Голос мамы. Тихий и с каким-то необычным оттенком. Я повернулся. Она стояла в дверях позади меня, лицо бледное, осунувшееся, словно ее что-то мучило.
— Нет, Крис, — мягко повторила она. — Скажи им, пусть идут без тебя, ты не пойдешь в школу… сегодня.
Ребята внизу, наверно, продолжали шуметь, но я их не слышал. В эту минуту для меня существовали только я и мама, такая тонкая, бледная, напряженная… Далеко-далеко зажужжали, зарокотали вибраторы метеослужбы.
Я медленно обернулся и посмотрел вниз на ребят. Они глядели вверх все трое — губы раздвинуты в небрежной полуулыбке, шершавые пальцы держат тетради по семантике.
— Эгей! — крикнул один из них. Это был Сидни.
— Извини, Сидни. Извините, ребята. Топайте без меня. Я сегодня не смогу пойти в школу. Попозже увидимся, идет?
— Ладно, Крис!
— Что, заболел?
— Нет. Просто… Словом, шагайте без меня. Потом встретимся.
Я стоял будто оглушенный. Наконец отвернулся от обращенных вверх вопрошающих лиц и глянул на дверь. Мамы не было. Она уже спустилась на первый этаж. Я услышал, как ребята, заметно притихнув, направились к монорельсовой.
4 
