Особенно,... 
123 
— Куда это он? — спросила Энн; она пришла за остальными тарелками.
Она посмотрела в лицо мужу.
— Ты что-нибудь сказал, напугал его?
— Энн, — заговорил он, беря ее за руку, — Энн, ты помнишь Грин-Лон-Парк, помнишь ярмарку и как Том заболел воспалением легких?
— Что ты такоеговоришь? — Она рассмеялась.
— Так, ничего, — тихо ответил он.
Вдали, у канала, медленно оседала пыль, поднятая ногами бегущего Тома.
В пять часов вечера, на закате, Том возвратился. Он настороженно поглядел на отца.
— Ты опять начнешь меня расспрашивать?
— Никаких вопросов, — сказал Лафарж.
Блеснула белозубая улыбка.
— Вот это здорово.
— Где ты был?
— Возле города. Чуть не остался там. Меня чуть… — Он замялся, подбирая нужное слово. — Я чуть не попал в западню.
— Что ты хочешь этим сказать — «в западню»?
— Там, возле канала есть маленький железный дом, и когда я шел мимо него, то меня чуть было не заставили… после этого я не смог бы вернуться сюда, к вам. Не знаю, как вам объяснить, нет таких слов, я не умею рассказать, я и сам не понимаю, это так странно, мне не хочется об этом говорить.
— И не надо. Иди-ка лучше умойся. Ужинать пора.
Мальчик побежал умываться.
А минут через десять на безмятежной глади канала показалась лодка, подгоняемая плавными толчками длинного шеста, который держал в руках долговязый худой человек с черными волосами.
— Добрый вечер, брат Лафарж, — сказал он, придерживая лодку.
— Добрый вечер, Саул, что слышно?
— Всякое. Ты ведь знаешь Номленда — того, что живет в жестяном сарайчике на канале?
Лафарж оцепенел.
— Знаю, ну и что?
— А какой он негодяй был, тоже знаешь?
— Говорили, будто он потому Землю покинул, что человека убил.
Саул оперся о влажный шест, внимательно глядя на Лафаржа.
— А помнишь фамилию человека, которого он убил?
— Гиллингс, кажется?
— Точно, Гиллингс. Ну так вот, часа этак два тому назад этот Номленд прибежал в город с криком, что видел Гиллингса — живьем, здесь, на Марсе, сегодня, только что! Просился в тюрьму, чтобы его спрятали туда от Гиллингса. Но в тюрьму его не пустили. Тогда Номленд пошел домой и двадцать минут назад — люди мне рассказали — пустил себе пулю в лоб. Я как раз оттуда.
— Ну и ну, — сказал Лафарж.
— Вот какие дела-то бывают! — подхватил Саул. — Ладно, Лафарж, пока, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Лодка заскользила дальше по тихой глади канала.
— Ужин на столе, — крикнула миссис Лафарж.
Мистер Лафарж сел на свое место и, взяв нож, поглядел через стол на Тома.
— Том, — сказал он, — ты что делал сегодня вечером?
— Ничего, — ответил Том с полным ртом. — А что?
— Да нет, я так просто. — Старик засунул уголок салфетки за ворот сорочки.
В семь часов вечера миссис Лафарж собралась в город.
— Уж который месяц не была там, — сказала она.
Том отказался идти.
— Я боюсь города, — объявил он. — Боюсь людей. Мне не хочется.
— Большой парень — и такие разговоры! — настаивала Энн. — Слушать не хочу. Пойдешь с нами. Я так решила.
— Но, Энн, если мальчику не хочется… — вступился старик.
Однако миссис Лафарж была неумолима. Она чуть не силой втащила их в лодку, и все вместе отправились в путь по каналу под вечерними звездами. Том лежал на спине, закрыв глаза, и никто не сказал бы, спит он или нет. Старик пристально глядел на него, размышляя. «Кто же это, — думал он, — что за создание, жаждущее любви не меньше нас? Кто он и что он — пришел, спасаясь от одиночества, в круг чуждых ему существ, приняв голос и облик людей, которые жили только в нашей памяти, чтобы остаться среди нас и обрести наконец свое счастье в нашем признании? С какой он горы, из какой пещеры, отпрыск какого народа, еще населявшего этот мир, когда прилетели ракеты с Земли?» Лафарж покачал головой. Этого не узнать. А так, с какой стороны ни посмотри — он Том, и все тут.
Старик перевел взгляд на приближающийся город и почувствовал неприязнь к нему. Но затем он опять стал думать о Томе и Энн и сказал себе: «Может быть, и неправильно это — оставить у себя Тома, хоть ненадолго, если все равно не выйдет ничего, кроме беды и горя… Но как отказаться от того, о чем мы так мечтали, пусть это всего на один день, и он потом исчезнет, и пустота станет еще невыносимей, темные ночи — еще темней, дождливые ночи — еще сырей… Лишать нас этого — все равно что попытаться вырвать у нас кусок изо рта…»
123 
