Особенно,... 
91 
И они опять рассмеялись, но внезапно Вилл прижал Джима к себе и расплакался.
— Ну, — сказал Джим и повторил негромко несколько раз. — Ну… Ну…
— О Джим, Джим, — вымолвил Вилл. — Мы будем друзьями на все времена.
— Конечно, ну конечно же. — Джим как-то странно притих.
— Все в порядке, — сказал отец Вилла. — Поплачьте немного. Все страшное позади. Потом еще насмеемся, как пойдем домой.
Вилл отпустил Джима.
Они встали и выпрямились, глядя друг на друга. Вилл с великой гордостью смотрел на своего отца.
— О папа, папа, ты справился, это все ты!
— Нет, мы вместе.
— Но без тебя все кончилось бы плохо. О папа, я тебя никогда не знал. Теперь-то знаю.
— Знаешь, Вилл?
— Провалиться мне на этом месте!
В глазах каждого другой был окружен мерцающим влажным сиянием.
— Что ж, тогда здравствуй, сын. Обменяемся почтительным приветствием.
Отец протянул руку. Вилл пожал ее. Оба рассмеялись и вытерли глаза, потом обратили взгляд на цепочки следов на росистых холмах.
— Пап, а могут они когда-нибудь вернуться?
— Не могут. И могут. — Отец убрал гармонику в карман. — Те же самые не могут. Зато могут другие, вроде них. Не с Луна-Парком. Одному богу известно, в каком обличье они явятся в следующий раз. Но завтра на рассвете, в полдень, самое позднее — на закате они покажутся. Они уже в пути.
— О нет, — сказал Вилл.
— О да, — сказал отец. — Нам придется всю жизнь быть начеку. Битва только начинается.
Они медленно пошли в обход карусели.
— Как они будут выглядеть? Как мы их распознаем?
— А что, — тихо произнес отец, — возможно, они уже здесь.
Мальчики живо оглянулись.
Никого — только луг, только машина и они сами.
Вилл посмотрел на Джима, на своего отца, скользнул взглядом по себе, по своим рукам. И снова поглядел на отца.
Отец кивнул с серьезным выражением лица, потом указал кивком на карусель, поднялся на площадку и положил руку на бронзовый поручень.
Вилл встал рядом с ним. Джим встал рядом с Виллом.
Джим погладил гриву бронзовой лошади. Вилл погладил лошадиное плечо.
Широкая площадка покачивалась на волнах ночи.
«Всего три круга вперед, — подумал Вилл. — Ну».
«Всего четыре круга вперед, — подумал Джим. — Ух ты!»
«Всего десять кругов назад, — подумал Чарлз Хэлоуэй. — Господи».
Каждый читал по глазам, о чем думают другие.
«Так просто», — подумал Вилл.
«Всего один разок», — подумал Джим.
«Но стоит только начать, — подумал Чарлз Хэлоуэй, — как захочешь вернуться снова и снова. Еще один круг и еще. А там станешь приглашать друзей и друзей их друзей, и кончится тем…»
Одна и та же мысль осенила их в тишине.
«…кончится тем, что ты сам превратишься в хозяина этой карусели, господина уродцев… распорядителя частицы вечности, воплощенной в этих странствующих черных луна-парках…»
«Возможно, — сказали их глаза, — они уже здесь».
Чарлз Хэлоуэй прошагал к механизму, приводящему в движение карусель, отыскал гаечный ключ и принялся крушить маховики и зубчатые колеса. Потом спустился с мальчиками к пульту управления и врезал раз-другой, только посыпались электрические искры.
— Возможно, в этом не было необходимости, — сказал Чарлз Хэлоуэй. — Может быть, она все равно не стала бы работать без энергии, которую получала от уродцев. Но…
Он ударил пульт еще раз и отбросил гаечный ключ.
— Время позднее. Скоро полночь.
Тут же часы на ратуше, на церкви баптистов, на церкви методистов, на англиканской и католической церквах послушно пробили двенадцать, засевая ветер Временем.
— Кто последний добежит до семафора у Зеленого переезда, тот старая карга!
И мальчики словно выстрелили собой из пистолета.
Отец Вилла колебался всего одно мгновение. Что-то покалывало в груди. «Если я побегу, — подумал он, — что может случиться? Так уж важна Смерть? Нет. Важно все, что происходит до ее прихода. А мы кое-чего достигли сегодня ночью. Даже Смерть не может испортить все дело. Вон, ребята уже бегут… почему бы не… последовать за ними?»
Что он и сделал.
Господи! Как же здорово было на пороге нового, почему-то похожего на рождественское, утра чеканить живые следы на росе по прохладному полю. Мальчики бежали цугом, словно лошадки, зная, что настанет день, когда один из них придет к финишу первым, а другой вторым или совсем не придет, но эти первые минуты новых суток не были ни минутами, ни днем, ни утром конечного расставания. Сейчас не время всматриваться в лица, определяя, который из них старше, а который намного моложе. Сейчас всего лишь зарождался очередной октябрьский день в году, о котором какой-нибудь час назад никто и не подумал бы, что он может быть таким прекрасным, и звезды вместе с луной но великой дуге плыли навстречу рассвету, и мальчики мчались вприпрыжку вперед, и со слезами было покончено, и Вилл то смеялся, то пел, и Джим подхватывал строчку за строчкой, и они рассекали волны жухлой травы, устремляясь к городу, в котором им, быть может, еще не один год предстояло жить через дорогу друг от друга.
А позади трусил пожилой мужчина с его то пасмурными, то отрадными мыслями.
Может быть, мальчики сбавили темп. Откуда им знать. Может быть, Чарлз Хэлоуэй прибавил. Не спрашивайте его.
Как бы то ни было, мчась вровень с мальчиками, пожилой мужчина вытянул руку вперед.
Вилл, Джим, отец — все в одно время ударили ладонью фундамент семафора.
Ветер унес три слитных ликующих крика.
После чего под пристальным взглядом луны все трое вместе вошли в город, оставив пустошь позади.
91 
