Выбежали из дому дети и в изумлении остановились: отец метался от грядки к грядке, выдергивал редис, лук, морковь.
— Кора, иди посмотри!
Лук, редиска, морковь переходили из рук в руки.
— И это, по-твоему, морковь?
— Да… нет. Не знаю, — растерянно отвечала жена.
— Все овощи стали какие-то другие.
— Да, пожалуй.
— Ты и сама видишь, они изменились! Лук — не лук, морковка — не морковка. Попробуй: вкус тот же и не тот. Понюхай — и пахнет не так, как прежде. — Его обуял страх, сердце колотилось. Он впился пальцами в рыхлую почву. — Кора, что же это? Что же это делается? Нельзя нам тут оставаться. — Он бегал по саду, ощупывал каждое дерево. — Смотри, розы! Розы… они стали зеленые!
И все стояли и смотрели на зеленые розы.
А через два дня Дэн прибежал с криком:
— Идите поглядите на корову! Я доил ее и увидал. Идите скорей!
И вот они стоят в хлеву и смотрят на свою единственную корову.
У нее растет третий рог.
А лужайка перед домом понемногу, незаметно окрашивалась в цвет весенних фиалок. Семена привезены были с Земли, но трава росла нежно-лиловая.
— Нельзя нам тут оставаться, — сказал Битеринг. — Мы начнем есть эту дрянь с огорода и сами превратимся невесть во что. Я этого не допущу. Только одно и остается — сжечь эти овощи!
— Они же не ядовитые.
— Нет, ядовитые. Очень тонкая отрава. Капелька яду, самая капелька. Нельзя это есть.
Он в отчаянии оглядел свое жилище.
— Дом — и тот отравлен. Ветер что-то такое с ним сделал. Воздух сжигает его. Туман по ночам разъедает. Доски все перекосились. Человеческие дома такие не бывают.
— Тебе просто мерещится!
Он надел пиджак, повязал галстук.
— Пойду в город. Надо скорей что-то предпринять.
Сейчас вернусь.
— Гарри, постой! — крикнула вдогонку жена. Но его уже и след простыл.
В городе, на крыльце бакалейной лавки, уютно сидели в тени мужчины, сложив руки на коленях; неторопливо текла беседа.
Будь у Битеринга револьвер, он бы выстрелил в воздух.
“Что вы делаете, дурачье! — думал он. — Рассиживаетесь тут, как ни в чем не бывало. Вы же слышали — мы застряли на Марсе, нам отсюда не выбраться. Очнитесь, делайте что-нибудь! Неужели вам не страшно? Неужели не страшно? Что вы станете делать дальше?”
— Здорово, Гарри! — сказали ему.
— Послушайте, — начал Битеринг, — вы слышали вчера новость? Или, может, не слыхали?
Люди закивали, засмеялись:
— Конечно, Гарри! Как не слыхать!
— И что вы собираетесь делать?
— Делать, Гарри? А что ж тут поделаешь?
— Надо строить ракету, вот что!
— Ракету? Вернуться на Землю и опять, вариться в этом котле? Брось, Гарри!
— Да неужели же вы не хотите на Землю? Видали, как зацвел персик? А лук, а трава?
— Вроде видали, Гарри. Ну и что? — сказал кто-то.
— И не напугались?
— Да не сказать, чтоб очень напугались.
— Дурачье!
— Ну, чего ты, Гарри!
Битеринг чуть не заплакал.
— Вы должны мне помочь. Если мы тут останемся, неизвестно, во что мы превратимся. Это все воздух. Разве вы не чувствуете? Что-то такое в воздухе. Может, какой-то марсианский вирус, или семена какие-то, или пыльца. Послушайте меня!
Все не сводили с него глаз.
— Сэм, — сказал он.
— Да, Гарри? — отозвался один из сидевших на крыльце.
— Поможешь мне строить ракету?
— Вот что, Гарри. У меня есть куча всякого металла и кое-какие чертежи. Если хочешь строить ракету в моей мастерской, милости просим. За металл я с тебя возьму пятьсот долларов. Если будешь работать один, пожалуй, лет за тридцать построишь отличную ракету.
Все засмеялись.
— Не смейтесь!
Сэм добродушно смотрел на Битеринга.
— Сэм, — вдруг сказал тот, — у тебя глаза…
— Чем плохие глаза?
— Ведь они у тебя были серые?
— Право не полню, Гарри.
— У тебя глаза были серые, ведь верно?
— А почему ты спрашиваешь?
— Потому что они у тебя стали какие-то желтые.
— Вот как? — равнодушно сказал Сэм.
— А сам ты стал какой-то высокий и тонкий.
— Может, оно и так.
— Сэм, это нехорошо, что у тебя глаза стали желтые.
— А у тебя, по-твоему, какие?
— У меня? Голубые, конечно.
— Держи, Гарри, — Сэм протянул ему карманное зеркальце. — Погляди-ка на себя.
Битеринг нерешительно взял зеркальце и посмотрелся.
В глубине его голубых глаз притаились чуть заметные золотые искорки.
Минуту было тихо.
— Эх, ты — сказал Сэм. — Разбил мое зеркальце.
Гарри Битеринг расположился в мастерской Сэма и начал строить ракету. Люди стояли в дверях мастерской, негромко переговаривались, посмеивались. Изредка помогали Битерингу поднять что-нибудь тяжелое. А больше стояли просто так и смотрели на него, и в глазах у них разгорались желтые искорки.