20 
– Потому что наш ребенок был зачат в любви, а не по недоразумению. И именно поэтому мы должны полюбовно разрешить все наши разногласия.
– О! – рассмеялась Анна. – Значит, ты меня теперь агитируешь решить все мирно?! Известно ли тебе, что я просила своего адвоката устроить нам встречу, на которой в спокойной и дружественной обстановке ты сможешь юридически откреститься от всех своих тревог и опасений?
– Что это значит?
– Тебе будет предложено подписать отказной лист. Вот только мой адвокат задается вопросом, а не нарушим ли мы этим самым права твоих родителей и других близких родственников?
– Значит, меня ты уже исключила из числа близких ребенку людей?! – вознегодовал Таннер.
– Именно так я расценила твои попытки стращать меня. Или я ошибаюсь?
– Не думаю, что ты подходящий претендент на брюссельский пост, – пригрозил ей босс.
– Я заслужила эту должность. Я как никто другой гожусь для нее.
– Ты беременна. И не сможешь отдаваться работе также, как прежде. Имей в виду, незаменимых людей нет.
– Какой же ты подлый! – громогласно бросила Анна.
На ее голос из кухни вышла Джинни Ларкин. Женщина негодующе посмотрела на Таннера и укоризненно проговорила:
– Так это вы?! А Анна считала вас хорошим человеком.
– И вы полагаете, что я должен жениться на ней? – дерзко обратился к пожилой женщине Таннер.
– Я больше так не считаю. Хотелось бы знать, какого мнения о вас и ваших поступках ваши родители?
– А я их не уведомлял, – продолжал дерзить он.
– Их вы тоже не уважаете? – спросила Джинни.
– Я бы хотел поговорить с вашей дочерью наедине, миссис Ларкин, если вы не возражаете.
– Не смей хамить моей маме! – гневно осадила его Анна. – Теперь ты понимаешь, мама, почему и думать нечего ни о какой женитьбе? – обратилась она к Джинни.
– Дети, как вы можете быть такими неразумными?! – в отчаянии всплеснула руками пожилая женщина. – Даже ты, Анна, которая открыто признаешь, что это чудо и божий дар, продолжаешь цепляться за свои мелочные представления.
– Мама, прошу тебя, не начинай, – с трудом проговорила Анна с навернувшимися на глаза слезами. – Джейсон не хотел меня без ребенка. Таннер не хочет меня с ребенком. Я не унижалась перед тем, не стану унижаться и перед этим! И мне безразлично, какими соображениями руководствуются мужчины, которые топчут мою любовь.
– Это все неправильно, дочка. Так не должно быть. Наверняка есть способ все уладить, – причитала мать, схватившись за голову.
– Не все созданы для семейной жизни, как ты и папа.
– Уже темнеет. Мне пора домой, – проговорила чрезвычайно расстроенная Джинни.
В тот вечер они так ни о чем и не договорились. Но в субботу вновь раздался звонок в ее квартиру. Анна открыла и даже не удивилась, увидев на пороге Таннера Форсайта.
– На улице холодно, – сказал он и вошел без приглашения. – Одевайся потеплее, пройдемся до залива и обратно.
– Ты прав. Лучше поговорить на ходу. С глазу на глаз у нас ничего не получается.
– Да… на нейтральной полосе сговоримся, – пошутил он.
Анна укуталась в пальто, натянула на уши шапку, надела перчатки. Она нервничала, но иначе, чем на первом свидании.
– Итак, с чего начнем? – спросила она, оказавшись на тротуаре возле дома.
– Обсудим условия опекунства, – предложил Таннер.
– А разве есть что обсуждать? – едко усмехнулась Анна.
– У тебя нет исключительных прав на ребенка. Опека должна быть совместной, – произнес будущий отец.
– Надеюсь, ты настаиваешь на этом не из вредности. Как я могу быть уверена в том, что ты действуешь в интересах ребенка? – выразила она свое скептическое отношение.
– Опека подразумевает не только права, но и ответственность. Подписав соответствующие бумаги, мы будем иметь право потребовать друг от друга соблюдение интересов ребенка.
– Ну и как же ты себе это представляешь на практике?
– Несколько дней в неделю ребенок будет жить с тобой, несколько – со мной.
– Какая дикость! Даже для относительно взрослого ребенка это испытание, связанное со стрессом, а каково это разделение будет для малыша?
– Другими парами это практикуется, – упрямо проговорил Таннер.
– Вижу, ты сам не знаешь, о чем говоришь, – процедила Анна.
– Я как раз лучше тебя знаю, о чем говорю. И знаю, каково это – безоговорочно доверять бесчестному человеку. У меня был сын, которого теперь нет, – через силу выдавил из себя признание Таннер.
20 
