Особенно,... 
113 
Как бы то ни было, Жозеф и Яковия — приемная дочь старой баронессы — поступили в полное услужение прибывшим гостям. Им выделили прекрасные комнаты с широкими кроватями, обрамленными колоннами, с гобеленами на стенах и обтянутой красным или голубым бархатом мебелью. Удобства комнат дополняли высокие фаянсовые, ярко раскрашенные печи, от которых исходило мягкое тепло.
И как только они устроились, Мария-Терезия стала рассказывать о своих переживаниях, связанных с подменой, произведенной в Юненге в доме Ребера.
— Помните, как я была недовольна, узнав о том, что мадам де Суси выпросила право взять с собой горничную? — говорила она. — Так вот, я увидела эту девушку у себя в комнате, куда она поднялась накануне подмены как будто для того, чтобы принести горячей воды, но я ее узнала: к моему изумлению, это оказалась Эрнестина Ламбрике, некогда назначенная матушкой мне в компаньонки. Она наказывала любить ее, как сестру. И ведь она на меня немного похожа, а я действительно любила ее. Эрнестина объяснила мне, что правительство с помощью нескольких друзей задумало осуществить план, чтобы избежать скандала, который разразился бы в Вене, когда мое положение стало бы очевидным… Я уже знала, что не поеду туда, что кто-то займет мое место, и именно поэтому я отказалась от предложенного приданого, которое могло бы подойти той, что меня заменит. Но я не знала, что избрана именно Эрнестина. Когда же мне стало известно о ее роли в этой истории, моей радости не было предела, поскольку ей было известно все о нашей жизни в Версале и в Тюильри. Она провела ночь в смежной с моею комнате и на следующий день потихоньку вышла, одетая в мое платье и в широкой накидке, похожей на мою. Она укрылась в карете, куда и я села ночью в назначенный час. Возле дома Ребера Эрнестина вышла первой, а я, стараясь быть незамеченной, оставалась в карете до тех пор, пока за мной не пришел Филипп Шарр и не спрятал меня в старом доме у дороги. Остальное вам известно… и, возможно, даже больше, чем мне…
В голосе появились нотки раздражения, натянутости, и Лауре даже показалось, сожаления. Очень ласково она спросила:
— Согласны ли вы были принять ту жизнь, которая начинается сейчас, или предпочли бы отправиться в Австрию?
— Вы прекрасно знаете, что второе было бы для меня недопустимо. Я не могу простить императору и
его министрам их бездействие и то, что они не спасли хотя бы мою матушку. И речи быть не могло о том, чтобы выходить замуж за кого-либо из этих людей. Кроме того, судьба Эрнестины незавидна. Готова поклясться, что ее заточат в Хофбурге и будут содержать почти с той же строгостью, как и меня в Тампле, чтобы никто не догадался о подмене…
— Но почему в таком случае она согласилась? Очевидно, она настолько вас любит?
— Не знаю, любила ли она меня когда-нибудь… Но я знаю, что, живя в Версале, она всегда горько сожалела о том, что не была принцессой. Как теперь я…
— Вы действительно теперь об этом сожалеете?
— Не так, как принято думать. Я жалею лишь о том, что перестала быть дочерью моих добродетельных родителей. Что до прочего, я ведь вам уже рассказывала о своей мечте жить затворницей в замке с садом в окружении только любимых мною людей…
— Возможно, эта мечта осуществится здесь?
— Возможно, но все же мое существование виделось мне иначе! Судя по всему, мне снова придется жить в башне… Я так их ненавижу! Гораздо лучше было бы поселиться в деревенском доме с садиком, как у сельского священника…
— Возможно, что это жилище предназначено лишь для временного пребывания, и надлежит благодарить бога за то, что оно есть у нас. Спустя некоторое время те, кто заботится о вас, устроят все иначе, по вашему вкусу… И вообще, почему бы нам не поехать в Бретань? — предложила она, вдруг оживившись, чем даже вызвала улыбку на устах Марии-Терезии. — Я уверена, что Вашему Высочеству там бы понравилось, ведь нет ничего прекраснее Бретани весной. И там море…
— Я правда очень бы хотела, но, ради бога, не нужно «высочеств»! Вам прекрасно известно, что я теперь никто.
— Короли частенько путешествовали под вымышленными именами. Вот, например, ваш дядюшка в ссылке взял себе имя графа де Лилль.
— Тогда могли бы выбрать что-то получше, чем София Ботта. София мне нравится, но вот Ботта…
— Видимо, это имя соответствует реальности. Где-нибудь живет женщина с таким именем, и, возможно, она удалилась от мира…
113 
