– Пошли! – приказал коннетабль.
Он сам открыл дверь, ведущую в башню. За ним по лестнице двинулся отряд. Они старались ступать как можно тише, чтобы не разбудить людей короля, которые в этот час спали на всех этажах. В гробовом молчании воины заняли указанные им места.
Тогда Ришмон остановился у одной из дверей и ударил в дверь рукой в железной перчатке. Дверь содрогнулась.
– Вставайте! – крикнул он. – Слишком долго вы нежились!
За дверью послышались шлепки босых ног по плитам пола. Створка распахнулась, открывая взору пришедших просторную комнату, большую часть которой занимало огромное ложе. Человеком, открывшем дверь в чем мать родила, был сам Пьер де Жиак. В постели, приподнявшись на локте, на них смотрела красавица Катрин, она тоже была совершенно нагой.
Жиак открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут пламя свечи осветило покрытое шрамами лицо коннетабля, будто высеченное из камня под поднятым забралом шлема, украшенного черными перьями.
– Ришмон! – вскричал он в ужасе. – Я погиб! Больше он ничего не успел сказать. Трое человек, набросившись на него, завернули Жиака в одеяло, заглушив его вопли, и унесли, как тюк.
Тем временем Ля Тремуй вошел в комнату. Катрин смотрела на него, сохраняя полнейшее самообладание. Он остановился у подножия кровати и с любезной улыбкой сказал:
– Я сожалею, прекрасная дама, что вынужден был вот так врываться к вам… но человек, за которого вы столь опрометчиво поспешили выйти замуж, оказался недостойным такой высокой чести. Лучше вам его забыть, и чем скорее, тем лучше…
Катрин не принадлежала к числу женщин, убивающихся по своим мужьям. Ля Тремуй не ошибся, полагая, что ее привлекало в основном могущество Жиака. Пожав плечами, она собралась было опять улечься, когда заметила, как двое оставшихся в комнате солдат складывают в мешок какие-то драгоценные безделушки, украшающие комнату.
– Воры! – закричала она. – Положите все на место!
Вместо того, чтобы повиноваться, оба солдата пустились наутек, захватив с собой добычу. Тогда, обезумев от ярости, достойная супруга Пьера де Жиака вскочила с кровати, совершенно не смущаясь своей наготой, и бросилась в таком виде в погоню за жуликами, испуская такие вопли, что они разбудили наконец Карла VII.
Встревоженный король отправился узнать, в чем дело. Его окружила толпа придворных, которые, дрожа, поведали ему о случившемся. Тогда Карла охватил страшный гнев, он пожелал тотчас же отправить людей в погоню за похитителями своего фаворита, но наткнулся на Ришмона, появившегося с обнаженной шпагой на пороге королевских покоев. Коннетабль учтиво поклонился, но тотчас же выпрямился во весь свой огромный рост.
– То что сделано, сделано мною во благо короля… важно произнес он.
Усмиренный король, понурившись вернулся в свою спальню.
Тем временем люди Ришмона увозили крепко связанного Жиака прочь из города, ворота которого они без труда открыли имеющимися у них ключами. Коннетабль отдал приказ отвезти пленника в Дон-ле-Руа, принадлежавший госпоже де Ришмон. Там его поджидал трибунал, состоящий из людей Ришмона… а также палачи.
Под пыткой Пьер де Жиак признался во всех своих преступлениях, начиная с убийства жены. Он признался даже в тех злодеяниях, которых не совершал, так велик был его страх перед болью.
Когда он предстал перед судьями, которых возглавляли бальи Ришмона и сам коннетабль, они увидали совершенно сломленного человека. Он бросился в ноги своему врагу.
– Я знаю, что вы убьете меня… Но умоляю, сжальтесь надо мной! Перед тем, как я предстану перед божьим судом, велите отрубить мне правую кисть!
Ришмона удивила такая просьба. Тогда Жиак прерывающимся голосом поведал о договоре, заключенном с владыкой ада. Он запродал свою правую руку дьяволу. Если эта рука останется при нем, за нее-то и утащит его сатана в ад, и гореть ему там в вечном огне.
– Я не хочу быть навеки проклятым! – рыдал теперь Жиак. – Сжальтесь, монсеньор! Отрубите мне эту проклятую руку! Это все она, она во всем виновата! Не дайте мне умереть с ней.
Коннетабль помолчал, потом решил, пожав плечами: – Ладно. Вам отрубят руку.
Подошел палач, поднял свой тяжелый топор… Послышался ужасный крик, сменившийся рыданиями, в которых как ни странно проскальзывало облегчение.
На следующий день решение суда, приговорившего Пьера де Жиака к смерти через утопление, было исполнено. Серым утром бывшего фаворита зашили в кожаный мешок и бросили в воды Орона. К мешку была привязана табличка: «Дорогу королевскому правосудию!»