— Он пытался задушить меня, — сказала она безразлично. — Я убила его.
— Слава Богу! — пробормотал бледный как. полотно Тристан. — Я боялся, что опоздал.
Потом, повернувшись к своему компаньону, глуповато и даже испуганно смотревшему на Катрин, Тристан строго сказал:
— Ты помнишь о приказе монсеньера? За жизнь этой женщины ты отвечаешь собственной шкурой.
Палач стал серым, подняв встревоженные глаза на Тристан, ответил:
— Да, мессир. Я… я помню.
— На твое счастье, я пришел сюда. Убери эту падаль и выброси его потихоньку. Никто, кроме меня, тебя и ее, не должен знать об этом. Ты пострадала, женщина?
Катрин отрицательно покачала головой. Эйселен нагнулся, с большим трудом поднял неподвижное тело убийцы и взвалил себе на спину.
— Я выброшу его в подземелье, — сказал он. — Это недалеко.
— Поспеши… Я жду тебя.
Тот вышел со своей ношей, признательно посмотрев на Тристана, и даже не закрыл дверь. Когда он исчез, фламандец наклонился к Катрин.
— У нас мало времени. Я шел поговорить с Сарой через отдушину, как я это делал почти каждый вечер, когда увидел этого человека, проходившего в тюрьму. Он — один из слуг мадам де Ла Тремуйль. Я почувствовал что-то неладное и пошел за ним. В этой ливрее я могу проходить повсюду… А потом, услышав ваш крик, я побежал.
— Вы уведете меня отсюда?
Он с грустью покачал головой, видя, как глаза Катрин наполняются слезами.
— Пока нет. Я не могу. Через час главный камергер спустится к вам.
— Откуда вы знаете?
— Я слышал, как он приказал одной из немых старух после полуночи положить в мешок курицу и бутылку вина. Судя по всему, он пока намерен заботиться о вас. Надо бы узнать, что ему надо. Я не думаю, что он будет искать вашей любви в этой дыре. К тому же он болен… и наверняка не способен на какие-либо подвиги.
— Во всяком случае, я этого не допущу. Мой кинжал нанес один удар и может нанести другой.
— Не надо спешить. Не следует терять голову, как вы это сделали в комнате допросов. Вы могли всех подвести. Сейчас я ухожу. Мессир де Брезе ждет меня в саду.
Он поднялся и хотел уйти, но Катрин придержала его за рукав.
— Когда вы снова увидите его?
— Возможно, завтра ночью. Могу и раньше, если это потребуется. Не надо так бояться. Мы позаботимся о вас. Мне кажется, что ради вас Брезе готов перерезать горло Ла Тремуйлю на глазах у самого короля. Мужайтесь!
Эйселен возвращался, и Тристан подождал его у дверей, повернувшись спиной к Катрин.
— Мессир! На мне кровь… Как я это объясню?
— Ты расскажешь о случившемся и скажешь, что Эйселен спас тебя, покончив с убийцей. Эйселен получит повышение, а ты ничего не потеряешь, солгав.
Палач расплылся в улыбке.
— Вы так добры, мессир. Если я смогу оказать вам услугу…
— Потом будет видно. Закрой эту дверь и охраняй ее.
Даже не посмотрев на Катрин, Тристан вышел из камеры. Тяжелая дверь закрылась. Камера снова погрузилась в темноту, а Катрин, потрясенная происшедшим, разрыдалась. Она еще долго будет плакать навзрыд, и это принесет ей облегчение…
Из соседней камеры не доносилось никаких звуков. Саре, как и ей, было страшно, но Тристан, несомненно, утешил ее… Катрин постаралась успокоиться. Это было тем более необходимо, что вскоре предстояло встретиться с Ла Тремуйлем.
Словно в подтверждение ее мыслей, под дверью появилась полоска света. Осторожные шаги раздались в коридоре. Заскрипели засовы, и дверь открылась. На пороге появилась необъятная фигура камергера. Эйселен стоял сзади и держал лампу, подняв ее вверх. Бородатый профиль Ла Тремуйля появился на стене камеры. Увидев на платье Катрин следы крови, он замер.
— Что случилось? Ты ранена? Что тут было? Ведь я же приказал…
Напуганный Эйселен втянул голову в плечи как только мог. Катрин немедленно пришла ему на помощь:
— Меня пытались убить, монсеньор. Этот человек услышал мой крик… и спас.
— Он очень хорошо сделал. Лови… И оставь нас.
Он бросил тюремщику золотую монету. Тот поймал ее с кошачьей ловкостью и вышел, кланяясь и бормоча слова благодарности.
Ла Тремуйль огляделся вокруг, ища, где можно сесть, и, не увидев ничего подходящего, остался стоять.
Из-под своей накидки он вытащил мешок и протянул ere пленнице.
— Держи. Ты, должно быть, хочешь есть. Поешь быстро и выпей, а потом мы поговорим.
Катрин умирала от голода. Она ничего не ела со вчерашнего дня и не заставила себя уговаривать. В один миг съела курицу и хлеб, выпила вино и посмотрела на камергера сияющим, полным признательности взглядом.