– Я согласна! – тихо, но отчетливо сказала она.
– В добрый час! Я был уверен…
– Договоримся так, – прервала его молодая женщина. – Я согласна выйти замуж по истечении месяца, но за это время я попытаюсь сама выбрать себе супруга.
– Я не возражаю, при условии, что твой выбор будет достоин нас. Я только попрошу, чтобы ты явилась в назначенное место и время, которое я тебе сообщу, одна или со спутником. Допустим, если ты хочешь этого, то мы заключаем сегодня договор: ты сама спасаешь свою честь, и я избавляю тебя от Франсиса Кранмера, или же ты обязуешься принять избавителя, которого приведу я. Согласна?
– Договор есть договор, и я обязуюсь соблюдать его.
– Вот и хорошо… В таком случае я начинаю выполнять свою часть обязательства.
Он направился к стоящему в углу большому раскрытому секретеру, взял лист бумаги, перо и быстро набросал несколько слов, в то время как Марианна, ощущая необходимость подкрепиться, налила себе новую чашку кофе. Она старалась не думать о произнесенных ею словах, хотя уже оценила весь ужас положения, в котором очутилась, но внезапно у нее появилось одно сомнение, и она немедленно высказала его:
– В случае если… мне не удастся никого найти, могу я просить вас об одной милости, крестный?
Не отвечая, он выжидательно посмотрел на нее.
– Если я должна взять мужа по вашему выбору, умоляю вас, прежде всего подумайте о ребенке… и не заставляйте его носить имя врага его отца!
Кардинал улыбнулся, пожал плечами и снова опустил перо в чернильницу.
– Моя верность королю не доходит до того, чтобы совершить подобную гнусность! – упрекнул он. – Все-таки ты достаточно хорошо знаешь меня и не должна была позволить возникнуть такой мысли.
Он докончил письмо, сложил его, запечатал и протянул крестнице:
– Возьми это. Через несколько минут я должен покинуть Париж и не хочу оставить тебя в безвыходном положении, в котором ты оказалась. Завтра утром ты отправишься с этим письмом к банкиру Лафиту. Он выдаст пятьдесят тысяч ливров для этого английского демона. Тогда ты получишь передышку и сможешь вернуть сумасбродную Аделаиду, которую и возраст не угомонит.
Изумление прервало дыхание Марианны, чего даже не смог сделать необычный разговор с кардиналом. Она глядела на предлагаемое письмо как на невероятное чудо, не смея его взять. Эта великолепная щедрость сбила ее с толку, заставив умолкнуть тайное недовольство, вызванное суровым поведением крестного. Она нашла его прямолинейным, непримиримым, однако ни в чем не обвинявшим ее. Она считала, что он подчиняется только велению долга, и вот одним росчерком пера он дал доказательство своего великодушия и тепла. Слезы показались у нее на глазах, ибо в какой-то момент она поверила, что он не любит ее больше… Кардинал терял терпение:
– Полно, возьми и не задавай вопросов, на которые нельзя ответить. Хотя ты и знала меня всегда бедным, как Иов, это не значит, что я не могу найти деньги, чтобы спасти тебе жизнь.
Впрочем, времени для вопросов уже не было. Дверь в библиотеку отворилась, пропуская другого кардинала. Одетый, как подобает его рангу, новоприбывший был такого же небольшого роста, как и его коллега Сан-Лоренцо, а лицо его, очень красивое, дышало благородством и обладало большим сходством с портретом над камином.
– Карета и эскорт готовы к пути, мой бедный друг. Нам надо ехать… Ваша лошадь с багажом и необходимой одеждой ожидает вас в конюшне.
– Я готов, – почти радостно воскликнул Готье де Шазей, крепко пожимая руки кардиналу. – Однако, мой дорогой Филибер, я никогда не смогу достаточно отблагодарить вас за подобную жертву! Марианна, я хочу представить тебя канонику де Брюйару, который, не довольствуясь тем, что приютил меня, простер дружескую заботу до того, что сыграет этой ночью мою роль.
– Боже мой, – воскликнула Марианна, – я забыла. Это правда, вас высылают в Реймс. Но в таком случае…
– В таком случае я не еду. В то время как в эскортируемой жандармами господина герцога де Ровиго карете мой друг Филибер спокойно покатит в Реймс в обществе аббата Бишета, я, переодетый слугой, галопом помчусь в Италию, где Святой Отец ждет, когда я дам ему отчет о некой миссии.
Озадаченная, непроизвольно сжимая в руках драгоценное письмо, обеспечивающее ей год свободы, она глядела на двух кардиналов, подлинного и мнимого, спрашивая себя, знала ли она когда-нибудь по-настоящему Готье де Шазея. Кем был в действительности этот человек, который так отчаянно боролся за спасение малютки, какой она была когда-то, чья жизнь окутана тайной, кто обычно, не имея за душой ни гроша, смог, однако, одним росчерком пера заплатить княжеский выкуп и, будучи одним из столпов Церкви, разъезжал в одежде простого слуги?