Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
77 
– Фелисия! Вам холодно?
– Немного. Главное – страшно. А если они так и не вернутся?
– Не надо думать об этом! Они сильные, решительные…
И опять лишь тишина и шум прибоя. Вот где-то вдалеке пролаяла собака, потом все стихло… И медленно, нескончаемо медленно потянулось время… Текли минуты, за минутами часы, а они даже не могли определить, сколько прошло времени; и чем дольше ждали, тем страшнее им становилось. Воображение с жестокой ясностью рисовало картины происходящего где-то там, за туманом: вот лодка причаливает к стенам крепости, вот люди с трудом взбираются вверх, вот крадутся во чрево замка, вот, может быть, бой, похищение больного (как трудно нести его, неподвижного, назад!), а вот непредвиденные ужасные случайности, к примеру, им на дороге попался какой-нибудь трезвый солдат или же слишком ретивый командир. Кто знает, вернутся ли вообще те четверо? Одно утешение: в ночи не раздалось ни единого выстрела…
Где-то пропел петух, и тут же послышался условный знак. Тихий протяжный свист и крик совы. В едином порыве обе выбежали из укрытия и бросились к берегу.
Бежали они неуклюже, ведь от долгого стояния затекли ноги…
– Вот они! – задыхаясь, шепнула Фелисия. – Получилось!
Но тут же осеклась. Освободители уходили вчетвером, и вернулось их тоже четверо. Где же пятый? Подавив стон, Фелисия кинулась прямо в море им навстречу, платье у нее намокло…
– Не удалось? – прозвучал ее голос, срывающийся от горя и слез. Твердая рука полковника Дюшана ухватила ее, не дала упасть.
– Он умер, графиня… Он умер у нас на руках и отдал вам вот это…
«Это» был массивный перстень с камнем. Сквозь слезы, застилавшие глаза, Фелисия даже не увидела его.
– Умер! О господи! Ради чего?
Гортензия тоже вошла в воду и поддержала подругу с другой стороны. Она и сама оплакивала этого юношу, умершего отчасти из-за нее.
– Он перед смертью просил вам сказать… «Пусть сестра не отказывается от жизни! Ни месть, ни тем более политика не стоят такой жертвы, как ее жизнь».
Небо на востоке чуть посветлело. Фелисия смотрела на занимающийся день, как на врага.
– Я все равно отомщу за него! Отомщу! Будь проклят король Франции! Он убил моего брата… моего брата…
И она забилась в рыданиях на руках у Гортензии.
Глава IX
Бунт
Двадцать седьмого июля около одиннадцати утра дорожная карета, в которой ехали Фелисия и Гортензия, а вместо кучера дворецкий Тимур, добралась до заставы Пасси и остановилась перед массивным зданием с двенадцатью колоннами, некогда построенным архитектором Леду для караульной службы. Солнце уже палило вовсю, и солдат, подошедший к дверце, взмок под кивером и в суконном мундире с расплывшимися пятнами от пота. Запах пота проник через окошко в карету, и обе женщины недовольно поморщились.
– Откуда едете? – спросил он, глядя на толстый слой дорожной пыли, покрывавший экипаж.
– Из Нормандии.
– Лучше б вам там и оставаться. Небось веселее, чем здесь. А куда направляетесь-то?
– Ко мне, на улицу Клиши, – ответила Гортензия, не забывая о своем ирландском происхождении.
– Ну так вот, если б я был на вашем месте, то воротился бы обратно. Со вчерашнего дня в Париже неспокойно.
– А что происходит? – внезапно оживилась Фелисия.
– Да откуда мне-то знать? Вроде вызвали войска и приказали проверять всех, кто въезжает и выезжает. Ваши документы!
Тимур нехотя подал ему бумаги.
– А долго будете проверять? Жара такая, а тут дамы…
– Скажешь тоже! Не только дам печет. Извините, сударыни. Проезжайте.
– Вот, держите, выпьете стаканчик, когда освободитесь! – крикнула Гортензия, кинув ему монетку, которую солдат, широко улыбнувшись, подхватил на лету.
– Спасибо, мадам.
Экипаж покатил вдоль Сены. Движение здесь вроде бы было такое же, как в обычные дни. Проезжая под деревьями королевского сада, они ненадолго попали в тень. С самого отъезда из Бретани все трое жестоко страдали от жары и старались ехать лишь в самые прохладные часы, например, до полудня, чтобы к тому же не слишком утомлять лошадей.
Обратный путь получился невеселым, хотя Фелисия старалась сделать все, чтобы не обременять подругу своим горем. Но та и сама хотела разделить его. В пути они почти не разговаривали. Полулежа на своем сиденье, сестра Джанфранко Орсини погрузилась в тяжелые думы. С тех пор как на берегу она разрыдалась и чуть было не потеряла сознание, гордая Фелисия не проронила ни слезинки. От горя у нее даже прибавилось величия, и теперь она, как никогда, походила на римскую императрицу.
77 
