– Странно! Можно подумать, что она от человека, который хорошо вас знает. Неужели вы собираетесь задержаться здесь, дожидаясь результатов розысков, и вас нужно подтолкнуть, чтобы вы уехали?
– Видите ли, Мари-Анжелин, вы хорошо меня знаете, для вас не секрет, что я озабочен судьбой По… госпожи Белмонт. Если она попала в ловушку, а это, скорее всего, так и есть, я просто не имею права…
План-Крепэн покраснела и с большой опасностью для окружающих взмахнула чайной ложкой с апельсиновым джемом, который наконец удосужилась зачерпнуть.
– Если она попала в ловушку, то по своему собственному желанию! Почему вы не думаете, что она наслаждается последними днями чарующей осени на берегу озера в Швейцарии в обществе какого-нибудь дорожного друга?
– Без багажа и даже не уведомив администрацию «Рица», что уехала на два или три дня? Извините!
– Со своими деньгами она может одеться и купить все необходимое в любом уголке Европы! А в «Рице» ко всему привыкли, для них важно одно: что клиент снял комнату и не вывез оттуда багаж. А эти американки, они способны…
– На все! Черт побери, я это уже слышал! Но почему вы ее так ненавидите?
Не выпуская из рук ложки с джемом, Мари-Анжелин как-то съежилась на своем стуле, словно очень устала.
– Это вовсе не так… Я боюсь той власти, какую она возымела над вами. Стоит ей появиться, и вы уже сам не свой.
– С чего это вы взяли?
– У меня есть глаза и уши. Когда она говорит с вами, она просто воркует. И вы тоже.
– Я воркую?! – Альдо так изумился, что даже не успел разозлиться.
Его никогда еще не сравнивали с голубем. Зато План-Крепэн кипела от возмущения:
– Именно, именно! И понятное дело, как только вы ее встретили в поезде, сразу пригласили на чашечку чая в вагон-ресторан, чтобы поболтать о том о сем?
Мари-Анжелин повысила голос и даже вскочила со стула, тут же вскочил и Альдо.
– Чем я занимался – мое дело!
Фраза получилась неловкой. Но он тут же получил ответ:
– Любовью. Вот чем.
Появление маркизы де Соммьер спасло Мари-Анжелин от пощечины, которую Альдо готов был ей отвесить.
– Что это вы кричите на весь дом с утра пораньше? Вас слышно даже в вестибюле!
План-Крепэн взяла со стола письмо и протянула его маркизе. Руки у нее дрожали от гнева.
– Вот, возьмите! Прочитайте! Я не одна считаю, что этот человек теряет разум, стоит прекрасной американке появиться на горизонте. Пришло время, когда посторонние люди вынуждены говорить ему эту правду в глаза. Бедная, бедная Лиза!
И она вышла из столовой, не забыв громко хлопнуть дверью. Альдо и маркиза молча наблюдали за происходящим. Первой нарушила молчание маркиза.
– Бедняжка План-Крепэн, – вздохнула она. – Она так страдает из-за отъезда Адальбера. Вот и обрушивает на тебя свое горе. Но твое поведение ей тоже совсем небезразлично. Другое дело, что ты у нее под рукой.
– Ненадолго. Еще несколько часов, и я перестану нарушать ваш покой.
– Это ты так думаешь! А я думаю, что еще очень долго ты и Адальбер будете главной темой наших бесед. Однако письмецо любопытное. Оно ведь исполнено самых добрых чувств, не так ли? Тогда почему без подписи?
– Можно предостерегать и оберегать, желая оставаться неизвестным, почему нет? Но оно пришло во-время.
– Почему ты так говоришь?
– Потому что, как вы понимаете, мне очень трудно спокойно возвращаться домой, когда Полина в опасности…
– У тебя нет другого выхода, дорогой, если ты хочешь сохранить семью. Неужели ты колеблешься? Значит, письмо в самом деле пришло вовремя. Поезжай домой, мой мальчик, и предоставь комиссару Ланглуа заниматься своим делом. Ты можешь быть спокоен, он занимается им добросовестно. Тем более что ты обещал ему, что уедешь из Парижа.
Время серого сумрачного дня тянулось еле-еле. Мало того что было холодно, зарядил нескончаемый дождь, сделав серый Париж еще серее. Такая погода могла испортить самое лучезарное настроение, а у Альдо оно было не самым лучшим. Чтобы не дымить в доме тетушки Амели, он вышел выкурить пару сигарет в парк Монсо. Парк был безлюден. Даже нянюшки-англичанки, наиболее привычные к дурной погоде, не возили в этот день колясочек с гербами под этим нескончаемым дождем, похожим на репетицию потопа. Одинокий посетитель парка, однако, не решился углубиться в него, иначе он оказался бы рядом с бульваром де Курсель, а значит, в двух шагах от дома Адальбера. Одна только мысль, что он увидит ставни на высоких окнах его квартиры, вызывала в сердце боль.