Но на этот раз небеса были благосклонны к Альдо. Вокруг он замечал лишь одних симпатичных незнакомцев. Ни единого знакомого лица на горизонте, кроме Альбера Гайе, проводника спального вагона, с которым Морозини уже не раз путешествовал и который был сама любезность.
– Добрый вечер, ваша светлость, – поздоровался он, проверяя билет. – Добро пожаловать в наш поезд. Не сомневаюсь, что путешествие будет приятным, погода хоть и прохладная, но сухая, а завтра обещали солнечный день.
– Хорошая новость! Есть кто-нибудь из знакомых в поезде?
– Насколько я знаю, никого, ваша светлость. В основном англичане. Пойдемте со мной, я провожу вас в ваше купе, оно под номером семь, и, чтобы вы не скучали, принесу вам воду с коньяком.
– С вами ездить одно удовольствие, Альбер! У вас удивительная память!
Несколько минут спустя Альдо уселся у окна на диванчик, который Альбер вскоре превратит в постель, но за газеты не взялся, положив их стопкой возле себя, зато закурил сигарету и, пуская дым, стал рассматривать здание вокзала. Еще несколько минут, и поезд тронется. Альдо любил эти последние минуты. Сейчас начальник поезда крикнет в последний раз: «Прошу в поезд, господа!», захлопают двери, послышатся «счастливо» и «до свидания» с перрона и у окон, и темно-синий с золотом состав плавно тронется, начав свой путь в страну яркого солнца. Мало-помалу колеса застучат все быстрее и быстрее, а потом раздастся мощный торжествующий гудок, сообщая, что поезд мчится на самой большой скорости.
Вскоре Альбер принес обещанный напиток, и Альдо, делая глоток за глотком, рассеянно смотрел на проплывающие мимо пригороды – темнота спрятала все уродства, оставив сиять только желтые фонари, превратив все вокруг в поля мерцающих светлячков.
Теперь, уютно устроившись в купе, Альдо с грустью думал о единственном человеке, которого хотел бы увидеть сегодня на перроне, – Адальбере Видаль-Пеликорне. Это был его самый близкий друг, товарищ по странствиям и приключениям, которого Лиза называла «больше чем брат». Альдо пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы вконец не расстроиться.
Конечно, это была не первая размолвка между ними, но все предыдущие заканчивались через несколько дней, не разводя их в разные стороны, и они все-таки оставались по одну сторону баррикад. На этот раз Альдо опасался, что все будет гораздо серьезнее… Если вообще не трагично. Теперь они оказались в разных лагерях. Пусть Адальбер отправляется на поиски проклятой химеры и преподносит ее своей красавице, а славный Уишбоун остается ни с чем. При мысли о Корнелиусе Морозини не мог не почувствовать укол совести: как-никак он обещал техасцу свою помощь. Впрочем, искусство главного ювелира Картье обеспечит ему безупречную копию. Но если Адальберу удастся найти подлинник, то эта стерва, а Морозини мог поклясться, что Торелли настоящая стерва, отдаст предпочтение ему. Что не помешает ей принять подарок и от бедняги техасца.
Колокольчик, оповещающий об открытии вагона-ресторана, прервал его размышления. Альдо вымыл руки, причесался, выбрал газету, которую намеревался просмотреть в ожидании заказа, и отправился в вагон-ресторан, где знакомый метрдотель усадил его за отдельный столик.
– Думаю, вы предпочтете одиночество, – шепнул ему метродотель, едва заметно кивнув головой в сторону столиков на четырех человек, за которыми, громко разговаривая, сидели англичане и американцы. – Видите, что у нас сегодня творится…
– Спасибо, вы угадали мое желание, – согласился Альдо и погрузился в изучение меню. Выбрал, какое будет пить вино, и прислонил газету к шелковому оранжевому абажуру лампы, чтобы спокойно читать ее.
Он решил, что ужин должен быть легким, потому что сразу после еды собирался лечь спать, чтобы восстановить силы к завтрашнему утру. Альдо заказал устрицы, порцию морского языка и фруктовый компот. Подумал и попросил принести еще бокал хорошего шампанского, веря в способность игристого вина поднимать настроение, а оно у него, прямо скажем, заставляло желать лучшего: черные тени так и клубились в его сознании.
Он попробовал читать газету, но тут же оставил ее, такой она показалась неинтересной. Глядя в окно, Альдо пытался понять, что же так мучительно стесняет ему сердце по мере того, как поезд, углубляясь в темноту, увозит его все дальше от Парижа. Адальбер! Конечно же, Адальбер! Глупо было так нелепо ссориться из-за женщины, которую ни тот ни другой не знал. Нужно было во что бы то ни стало вскрыть нарыв, даже рискуя больно задеть друг друга. Дойдя до конца, они наверняка бы расхохотались и крепко обнялись, а потом отправились праздновать примирение хорошей бутылочкой вина. Но теперь каждый поворот колес увеличивал разрыв… И, возможно, делал ситуацию непоправимой…