Особенно,... 
86 
— О! — Лицо Марианны запылало. — Ты знаешь? И конечно, сказала кое-что Уврару?
— Пока ничего! Пусть он немного подождет. Я сумею, будь покойна, отомстить за нас обеих, пока не поздно. А за тебя я готова броситься и в огонь, если понадобится. Тебе стоит только сказать! Я твоя телом и душой! А деньги тебе по-прежнему нужны?
— Больше нет. Все в порядке.
— Император?
— Император, — подтвердила Марианна не без стыда за эту новую ложь, но она не хотела рассказывать Фортюнэ о своей встрече с кардиналом и о том, что затем последовало.
Она не имела права говорить о своем невыносимом положении, о будущем ребенке, о вынужденном браке, и, в сущности, так было лучше. Фортюнэ, набожность которой отдавала суеверием и язычеством, не поняла бы ее. Беззаботная и бесстыдная миниатюрная креолка не постеснялась бы выставить на обозрение целую армию незаконных плодов ее многочисленных страстей, если бы природа не создала ее такой ловкой в любви. Марианна знала, что она изо всех сил воспротивится проекту кардинала, а относительно того, что она посоветует своей подруге, догадаться нетрудно: сообщить Наполеону о грядущем материнстве, позволить ему выдать ее замуж за первого попавшегося недотепу… и затем утешаться с кем попало. Но Марианна не хотела даже ради спасения своей чести и чести ребенка вложить свою руку в руку недостойного корыстолюбца. Язон был чист в этом отношении, и она достаточно хорошо знала крестного, чтобы не сомневаться, что избранный им мужчина возьмет ее в жены не по расчету: ей не придется презирать ни его, ни себя… Да, с какой стороны ни посмотри, получается, что лучше ни о чем не говорить ее подруге.
Будет время позже… или по крайней мере когда появится Язон, если он вообще появится…
Погрузившись в такие близкие ее сердцу печальные думы, Марианна не обращала внимания ни на слишком затянувшееся молчание, ни на то внимание, с которым подруга рассматривала ее. И вдруг совершенно спокойно Фортюнэ спросила:
— У тебя неприятности? Твой муж?
— Он? Его арестовали, — с коротким смешком сказала Марианна, — но через три дня он благополучно сбежал.
— Сбежал? Откуда?
— Из… из Венсена!
— Из Венсена? Но это невозможно! — категорическим тоном воскликнула Фортюнэ. — Из Венсена не убегают! Если это произошло, значит, ему помогли. И надо быть дьявольски влиятельным, чтобы добиться такого. Что ты думаешь по этому поводу?
— Да… ничего.
— Уж будто! Я знаю, что ты думаешь, потому что сама думаю так. Никто не слышал об этом побеге, и я могу поспорить, что император тоже не знает… как он, впрочем, не знал и об аресте. Ладно, назови мне того, кто достаточно силен, чтобы устроить побег из Венсена английскому шпиону так, чтобы никто об этом не знал и даже газетчики не пронюхали.
— Но есть же, наконец, тюремщики, канцелярия.
— Поверь, если мы придем в тюрьму, мы найдем там только наивных добряков и самое убедительное запирательство: никто не поймет, о чем мы говорим. Нет, по-моему, дело закончено, но чего я не могу понять — это причину, побудившую Фуше выпустить врага…
— Ты еще не все знаешь…
Марианна торопливо описала разыгравшуюся в Музее восковых фигур сцену и пересказала ужасное сообщение Блэка Фиша. Фортюнэ слушала с заметным волнением и в конце тяжко вздохнула.
— Какая гнусность! Единственное, на что я надеюсь, чтобы оправдать Фуше, это то, что он не знал всего этого.
— Как он мог не знать? Ты считаешь, что Блэк Фиш скрыл от него все?
— Нельзя утверждать, что он видел министра после ареста англичанина. Фуше мог быть в Компьене или у себя в Феррьере. К тому же, когда его информировали об аресте, он, безусловно, не спешил увидеть того, кто это проделал, услышать его объяснения, которые могли оказаться неопровержимыми уликами. Наш министр — хитрая лиса, и если я говорю, что он мог не знать об охотничьих подвигах тво… словом, этого англичанина, то потому, что это вполне возможно. Но уверяю тебя, что я все узнаю точно.
— Каким образом?
— Это уж мое дело. По меньшей мере я узнаю причину этой странной снисходительности к английскому шпиону.
— Аркадиус утверждает, что Фуше без ведома императора затеял переговоры с Англией, переговоры, которые ведутся через банкиров… Бареня, Лябушера и… Уврара.
Темные глаза м-м Гамелен сверкнули злобной радостью.
— Так-так! Это многое объясняет, сердце мое. Я действительно замечала, что последнее время происходили странные вещи как у особняка Жюинье, так и около банка дорогого Уврара. Если Жоливаль, человек большого ума, правильно во всем разобрался, дело идет о большой прибыли для господ толстосумов, исключая Францию, которую они обходят своими заботами! И поскольку я любопытна по природе, я постараюсь извлечь это милое дельце на свет Божий.
86 
