Особенно,... 
94 
Людовик уже перестал скрывать свое нетерпение, тем более что и пьеса, и фейерверк показались ему весьма посредственным развлечением. Когда же наконец он останется наедине со своей женой? Но, увы, ему еще предстояла долгая церемония раздевания и отхода ко сну…
Вильруа внушил королю уважение к этикету, и им не пренебрегли даже в первую брачную ночь!
Но вот счастливая минута наступила, и юный супруг смог отправиться к своей возлюбленной. Он почти бегом устремился в опочивальню королевы. Он так торопился, что просто-напросто прыгнул к ней в кровать. Устроившись рядом с женой, Людовик милостиво улыбнулся и пожелал всем спокойной ночи. Он – король, и никому не дозволено задерживаться в спальне. Церемонные поклоны, реверансы, положенные по этикету слова… Стук высоких красных каблуков стих вдалеке… Стража закрыла дверь. Людовик и Мария остались одни.
Справился ли Людовик со своими супружескими обязанностями? Был ли он застенчив, или неловок, или излишне стыдлив? Кажется, нет, ибо на следующее утро, когда герцог де Бурбон, герцог де Мортемар и герцог де Ларошфуко вошли в спальню молодоженов для утреннего приветствия, их встретили сияющие улыбки. Для королевских опочивален это редчайшее зрелище. Судя же по письму, которое в то утро герцог Бурбон отправил Станиславу Лещинскому, юный Людовик вполне преуспел.
«Позвольте сообщить Вам, Ваше Величество, деликатные подробности, о которых обычно хранят молчание, – писал герцог польскому королю, делая вид, что ему известно больше, чем всем остальным. – Надеюсь, они убедят Вас в том, что я и раньше твердил Вам: королева бесконечно дорога королю. И это вовсе не лесть царедворца. Да будет Вам известно, что Его Величество король Людовик с нетерпением ожидал конца торжеств, чтобы поскорее оказаться в спальне королевы. Ночью он семь раз доказал ей свою нежность. Когда я утром вошел к королю, Его Величество сам описал мне удовольствие, доставленное ему королевой…»
Восхитительный медовый месяц Людовика и Марии в Фонтенбло длился всю осень. Идиллия продолжалась и зимой, когда верховые прогулки сменились катанием на санях. Король и королева были неразлучны.
Побуждаемый проснувшейся и столь долго сдерживаемой мужественностью, король каждый вечер отправлялся в апартаменты королевы и совершал с нею подвиги, отзвуки которых приводили в восторг придворных дам и кавалеров, толпившихся за дверью.
Утром, когда король покидал постель королевы и возвращался на большое парадное ложе в спальне Людовика XIV для церемонии пробуждения, по всему дворцу уже неслись короткие, но полные смысла слова:
– Шесть раз…
– Семь…
– Восемь…
Благодаря внимательным наблюдателям все во дворце знали число любовных поединков между Людовиком XV и его супругой, проведенных ночью на королевском ложе. Многие дамы с задумчивым видом качали головами, явно завидуя молодой королеве.
Король и в самом деле был очарован прелестями Марии, королева же отвечала ему великой страстью.
«Никто никогда не любил так, как я люблю Людовика», – писала Мария отцу.
Забросив государственные дела, Людовик бездельничал, охотился и доставлял удовольствие королеве, которая десять раз сделала его счастливым отцом.
Тут бы и сказке конец – счастливый, разумеется… Но нет…
Спустя много лет королева испытала вполне понятную усталость.
– Что это за жизнь! – пожаловалась она однажды своим фрейлинам. – Все время спать с королем, быть брюхатой и рожать!
Узнав об этом, король обиделся, но все еще продолжал вести добродетельную жизнь, пока на горизонте не появилась прелестная Незнакомка…
Гусарская ночь наполеона
– Обещаю сделать все, что в моих силах, для нашего общего счастья, – сказала отцу Мария-Луиза 13 марта 1810 года, прощаясь с семьей и садясь в карету, которая должна была увезти ее во Францию.
Два дня назад, 11 марта, в Вене, в соборе святого Стефана, состоялась церемония бракосочетания, на которой отсутствующего Наполеона представляли маршал Бертье и эрцгерцог Карл. Итак, восемнадцатилетняя дочь австрийского императора Франца I стала женой человека, которого она ненавидела всей душой…
Пока восемьдесят три кареты неспешно везли Марию-Луизу и ее свиту во Францию, Наполеон сходил с ума от нетерпения. Он напоминал маленького мальчика, который надеется получить великолепный рождественский подарок… и никак не может дождаться Рождества. Да, Бонапарт действительно недавно грубо заявил: «Я беру в жены чрево…», и все же он ждал свою невесту со смешанным чувством беспокойства, любопытства и возбуждения.
94 
