Показав Анне свою шляпу, к которой были прикреплены перья обоих цветов, Людовик галантно предложил взять то, которое ей понравится. Принцесса, благодарно улыбаясь, воспользовалась предложением, и тогда король неожиданно попросил:
– Не подарите ли вы мне один из ваших красных бантов? Я приколю его к тулье…
Ничто не предвещало неприятностей, когда двадцать пятого ноября юная чета отправлялась на церемонию венчания в местном соборе. Они были прекрасны, эти четырнадцатилетние дети: Людовик – жгучий брюнет, и Анна – солнечная блондинка. Людовик был великолепен в камзоле из белого атласа, расшитом золотом; Анна выглядела чудесно в длинной королевской мантии из фиолетового бархата с золотым узором из королевских лилий и сияющей на голове короне.
Церемония напоминала счастливую волшебную сказку, несмотря на то, что в самую последнюю минуту пришлось срочно искать замену кардиналу де Сурди, неожиданно отлучившемуся по личным делам.
Бракосочетание состоялось в пять часов пополудни, а так как день выдался трудным и изнурительным, свадебный пир (вопреки традиции) отменили. Вернувшись во дворец епископа, Людовик сразу отвел Анну в ее опочивальню, пожелал супруге спокойной ночи, поцеловал ее и, откланявшись, удалился. Сославшись на усталость, он потребовал ужин в постель.
Но, как выяснилось, для короля вечер еще только начинался, и зря он надеялся, что его оставят в покое. Мария Медичи считала, что Людовик должен немедленно исполнить свой супружеский долг, и потому решила настроить сына на более легкомысленный лад. С этой целью королева-мать послала к нему нескольких дворян, особо искушенных в вопросах любви, чтобы молодые люди подбодрили юношу. Гиз, Грамон и еще несколько придворных окружили королевское ложе и принялись рассказывать королю всякие фривольные истории. Следует отметить, что повествования о галантных похождениях в ту пору отличались обилием разнообразных непристойностей, поэтому застенчивому Людовику смешными вовсе не показались. Он лишь вежливо улыбнулся краешком губ и попытался заснуть, чтобы набраться сил для завтрашней охоты.
К несчастью для него, об этом не могло быть и речи. Около восьми вечера в спальне открылась дверь, и на пороге появилась Мария Медичи. Увидев сына в постели, она суровым тоном произнесла:
– Сын мой, обряд венчания – это всего лишь прелюдия к бракосочетанию. Вы должны отправиться к королеве, вашей супруге. Она ждет вас…
Привыкший во всем подчиняться матери, Людовик не посмел возражать.
– Мадам, – вежливо ответил он, – я только ждал вашего приказания. Я пойду к жене вместе с вами, если вам так угодно.
На него тут же надели халат и подбитые мехом комнатные туфли, и Людовик последовал за матерью через гостиную в комнату маленькой королевы. За ними в опочивальню Анны вошли две кормилицы, гувернер короля господин Сувре, лейб-медик Эроар, маркиз де Рамбуйе, а также хранитель королевского гардероба с обнаженной шпагой государя в руке и старший камердинер Беренгьен с подсвечником.
Королева сразу направилась к ложу новобрачной и громко произнесла:
– Дочь моя, я привела к вам короля – вашего супруга; прошу вас: примите его и любите.
Анна, краснея от смущения, тихонько ответила по-испански:
– У меня нет иного желания, мадам, как только повиноваться Его Величеству, моему супругу, и угождать ему во всем.
Король тем временем уже лег в постель рядом с маленькой женой.
Королева-мать, стоя в проходе между стеной и супружеским ложем, окинула молодоженов суровым взглядом, а потом, нагнувшись, что-то тихо сказала им обоим. Выпрямившись, она громко приказала свите:
– Теперь пора всем уйти!
И в спальне, кроме юных супругов, остались только две кормилицы, которым велено было проследить за тем, чтобы король и королева не покидали постель.
Что же сказала толстая флорентийка двум робким подросткам? Какой совет… или приказ она бесцеремонно дала им? Ей были неведомы нежность, стыдливость и деликатность, ее поведение всегда граничило с грубостью и вульгарностью, и хотя на этот раз – возможно, впервые в жизни – Мария Медичи руководствовалась благими намерениями, результатом ее усилий стала выросшая между королем и королевой Франции стена непонимания.
Скорее всего Мария, не затрудняя себя выбором слов, назвала вещи своими именами и в нескольких фразах объяснила, что требуется сделать.
Часа через два король вернулся в свою опочивальню и объявил Эроару, что он часик вздремнул и два раза сделал «это» со своей женой. Лекарь засомневался и попросил короля раздеться, чтобы осмотреть его. Как выяснилось, Людовик XIII по крайней мере пытался лишить жену девственности. В свою очередь кормилицы, остававшиеся в спальне новобрачных, заверили, что король дважды подтвердил свои супружеские права.