Последние отзывы

  50  

Ни Филипп, занятый своими мыслями, ни Этель, ни Лилиан даже не подозревали, что готовит им грядущая ночь. Они находились в тепле за толстыми стенами дома, пылал очаг, весело потрескивали поленья, а в котелке готовилась еда.Им было невдомек, что сейчас творится в кромешной тьме, изредка рассекаемой вспышками молнии.

Наконец, Этель встала со своего кресла, подошла к очагу и, подняв медную крышку над котелком, заглянула внутрь.

— Вот уже и рыба готова. Лилиан потянула носом.

— Какой ароматный запах! Как давно мы не ели рыбы!

— Ты молодец, Филипп, — сказала мать, — что выполнил мою просьбу, не поленился и съездил к ручью.

— Мама, может быть, я поеду туда и завтра и еще привезу рыбы?

Этель ничего на это не ответила. Но только как-то странно посмотрела на сына, словно почувствовав какую-то загадку в его словах, словно он сказал лишь первую часть фразы, оборвав ее на самом главном.

А Лилиан, перехватив взгляд Филиппа, улыбнулась самыми уголками губ. Филипп погрозил ей пальцем и на всякий случай показал кулак.Лилиан прыснула смехом.

Мать посмотрела на сына и дочь, и на ее губах появилась улыбка, мгновенно разгладившая морщинки. Даже ее волосы теперь не казались Филиппу такими седыми. А может быть, виною тому был полумрак, царивший в доме, тепло, исходящее от очага.

— Так когда же мы сядем ужинать? — поинтересовался Филипп. — Рыба ведь уже готова?

Его ноздри хищно затрепетали. Он чувствовал страшный голод, хотя только что съел большой кусок пирога.

Сестра с недоумением посмотрела на полуобнаженного брата.

— Филипп, мне кажется, тебе следует одеться. Филипп, казалось, только сейчас и заметил, что сидит полуобнаженным. Он тут же вскочил, снял уже сухую рубаху и накинул ее на плечи.

— Не спеши, Филипп, — сказала Этель, — ваш отец говорил, что рыбу нужно есть холодной. Только тогда можно почувствовать всю ее прелесть и нежность.

— Хорошо-хорошо, мама, пусть остынет, я же не тороплю.

А за окном надсадно выл ветер, хлопали ставни и вою ветра вторили два пса.

Чего они волнуются, Филипп? — спросила Лилиан у брата.

Тот пожал плечами и прислушался.

— Наверное, что-то не так, Филипп, — вновь сказала Лилиан.

Филиппа тоже вдруг охватило беспокойство. Он нехотя поднялся с кресла, накинул на плечи старый кожаный плащ, взял в руки фонарь и несколько мгновений раздумывал, прежде чем переступить порог. Собаки зло залаяли.Тогда Филипп Абинье толкнул ногой дверь и вышел под холодный дождь, держа высоко над головой фонарь.

— Кто здесь? Кто здесь? — раздался голос Филиппа в темноте.

Лай мгновенно прекратился.

И вдруг Филипп заметил темный силуэт всадника.Блеснула молния, и Филипп успел разглядеть тяжелый пистолет, нацеленный прямо ему в грудь.

— Кто ты? — послышался из темноты голос. Филипп прижался к стене и пожалел, что прихватил с собой фонарь, ведь теперь он был виден и являлся

Хорошей мишенью.

Из темноты послышался смех:

— Так кто ты?

— Я Филипп Абинье, — дрогнувшим голосом сказал парень.

— Ты Филипп Абинье, а я твой дядя Марсель. Филипп осторожно направил луч фонаря в лицо всаднику. Тот уже успел спрятать пистолет и тяжело слезал с лошади. Филипп бросился к ночному гостю и хотел было его обнять, но Марсель придержал племянника.

— Погоди, погоди, дорогой, я ранен, осторожно. И только тут Филипп заметил пятна крови на плече своего дяди.

— Поставь лошадь в конюшню, сними седло, а потом поможешь мне добраться до дома.

Филипп сразу же бросился выполнять приказание. Его сердце заколотилось в предчувствии беды. Расседлав лошадь и всыпав в кормушку овса, Филипп вернулся к

Своему дяде, который стоял, прислонившись к стене и морщась от боли.

Дверь дома вновь отворилась и послышался обеспокоенный крик Лилиан:

— Филипп, Филипп, что-то случилось? Где ты? Почему я тебя не вижу?

— Кто это? — бледными губами прошептал Марсель.

— Да это же Лилиан. Мама тоже в доме.

— А слуги?

— Служанку мы отпустили проведать родителей, в доме только свои.

— Тогда помоги. Дай я обопрусь на твое плечо.

Филипп, бережно поддерживая, ввел своего дядю в дом.

Лилиан, увидев окровавленного небритого мужчину, всплеснула руками и вскрикнула.

— Тише! Тише, Лилиан, это я, твой дядя. Лилиан тут же бросилась к нему навстречу. А вот Этель была почти неподвижна. Она только повернула голову, пристально глядя на своего брата, не зная, радоваться ли его появлению или огорчаться.

  50