– Хватит! Ты убьешь его, а еще слишком рано.
– Твоя правда! Пусть очухается... хотя бы на время, чтобы вспомнить, кто я. Ну, Тремэн, посмотри на меня... Поищи в своей памяти!..– В моей памяти! – сказал Гийом. – Если бы... если бы такой подлец, как вы... нашел место в моих воспоминаниях... я бы его никогда не забыл!..
– Но ты ведь меня не забыл, я в этом уверен. Ну-ка, вспомни! Вспомни зиму, которую ты провел у меня с переломанными ногами, в самом жалком состоянии, когда убили твоего прекрасного коня! И эту несчастную идиотку Юло, побежавшую за помощью! Видишь, я, как и Адель, долго ждал своего часа, чтобы отомстить тебе, и наконец дождался!
Николя!.. Теперь Николя Валет! Нет, конечно, Гийом никогда не забудет мучительные месяцы, проведенные в логове этого полусумасшедшего среди болот, которые проливные дожди делали непроходимыми. Несмотря на боль, пронизывающую его тело, он вновь увидел перед собой узкое белесое лицо этой дикарки, сделавшей все возможное, чтобы его спасти...
– Катрин Юло! – выдохнул Гийом. – Катрин Юло!
– А у тебя великолепная память! – с насмешкой ответил ему Николя. – Прекрасно, что ты не забываешь свою благодетельницу! А она уже давно не думает о тебе... Я об этом позаботился!
– Что ты с ней сделал?
– Ничего особенного! У нее была тонкая шея, мне не надо было сильно ее давить. Болото доделало остальное. Есть место, где зыбучие пески затянут что угодно, даже быка. И никакой опасности, что она опять выплывет на поверхность... Не думал же ты, что я ей прощу то, что она мне сделала?
– Все, что она хотела, это спасти тебя от тебя самого. Сделать из тебя другого человека! Подумать только, она, может быть, любила тебя. Дурак ты, если предпочитаешь ей эту старую фурию. Она тебя прямиком отправит на гильотину...
– Мы всего лишь сообщники, ничего более! Кстати, именно она сделала из меня другого человека! Николя Валета больше нет! Новый Марьяж – это я! Я и еще некоторые были когда-то в его банде. Нам показалось интересным воскресить его!
– Никого ты не воскресил! Никто этому не поверит. Марьяж был шуаном, сбившимся с пути. А ты всего-навсего убийца...
Обессилев, Гийом снова закрыл глаза. Он обнаружил, что преисподняя может стать утомительной.
– Покончим с этим! – выдохнул он. – Я вас уже достаточно наслушался...
– Покончить сейчас? – спросила Адель. – Об этом не может быть и речи! Ты еще не отведал главного блюда. И к тому же некрасиво по отношению к твоей подружке. Вспомни, что я ей обещала!.. Чего ты хочешь, Клод?
Последняя фраза относилась к вошедшему человеку.
– Думаю, что уже началось, – сказал он. – Видны клубы дыма...
– Какое счастье! Ну что же, пойдем посмотрим. Друзья, помогите немного месье Тремэну, чтобы он мог порадоваться вместе с нами!
Ему развязали руки и ноги. Мнимый священник и еще один бродяга с грязным лицом скорее выволокли, нежели вынесли Гийома наружу, поскольку он не мог ходить. Было около полуночи. Высоко в небе светила луна, деревья отбрасывали причудливые тени. Гийома подвели к огромной скале, возвышавшейся у лесной просеки. Двое мужчин в тростниковых накидках ждали их, прислонившись к скале и скрестив руки на груди. Помощники палача в ожидании осужденного!..
В действительности это была скорее охрана, чем помощники. Довольно плоская скала была ни очень высокой, ни трудной для подъема. Когда он поднялся наверх в сопровождении Николя и его сообщника, Гийом понял, зачем его сюда привели: прямо напротив него при бледном свете луны видно было, как давала отсвет черепица колокольни в Ла Пернель, наполовину скрытая столбом черного дыма. У него замерло сердце. Несмотря на расстояние, которое ночью трудно определить, ему показалось, что он различает как бы первые вспышки фейерверка: снопы искр, еще слабых, но которые ночной ветер, несомненно, усилит. К несчастью, сомнений не было: горел его дом...
Он напряг все мускулы, чтобы сбежать от своих мучителей, броситься туда, поднять тревогу, поскольку, по всей видимости, обитатели Тринадцати Ветров ничего не замечали. Этот дурацкий колокол молчал, вместо того чтобы изо всех сил бить в набат. Огонь! Самая страшная опасность для всех людей на земле, огонь был в его доме... А он находился здесь, бессильный наблюдатель драмы, пожиравшей его душу... Но его реакцию предвидели и держали крепко.