Последние отзывы

  109  

На этом барон Губерт прервал свои раздумья, задул свечу и наконец заснул.

Когда они добрались до Сен-Кантена, барон вновь пересел в карету к крайней растерянности своего сына.

— Неужели я в самом деле должен оставить свою лошадь и забраться внутрь кареты? — осведомился Тома с таким отчаянием, что барон не мог не рассмеяться.

— Должен тебе сказать, что ты никогда не любил карет!

— Правда?

— Еще какая! Ты всегда твердил, что только женщины и тяжелобольные могут путешествовать среди подушек, к тому же бархатных, на которых трясет в три раза больше, а едешь в три раза медленнее, чем на лошади. И я тебя понимаю...

— Ну, еще бы, — с удовлетворением ответил молодой человек

— Понимаю, но должен сказать, что мы с тобой будем проезжать Париж, где я хочу посоветоваться с доктором. Разумеется, самым лучшим. В Париже тебя хорошо знают, и я не хочу, чтобы стало известно, что ты вернулся, лучше ты будешь...

— Отсутствовать? Это слово вы подыскивали?

— Да. Скажу тебе сразу еще одно: с тех пор, как ты женился, над тобой нависла угроза. Ты к этой угрозе относился спокойно, но она мучает Лоренцу. История эта долгая, и потом я тебе ее расскажу. Расскажу до того, как ты увидишься с нашими дамами. Оставить тебя в неведении на этот счет — значит подвергнуть настоящей катастрофе.

— Неужели это так опасно?

— Суди сам. Коротко говоря: до того, как жениться на Лоренце, ты дважды спас ей жизнь: в первый раз вытащил из воды... Второй раз спас от меча палача. И если я добавлю, что эта драма связана еще и со смертью короля Генриха...

— Король был убит?

Губерт де Курси молча посмотрел на своего наследника, потом положил ему на плечо руку.

— Мне придется заново познакомить тебя с историей Франции, а заодно и с историей нашего семейства. Ради этого, я думаю, ты решишься потрястись в карете с десяток лье. Когда мы вернемся к себе в Курси, ты будешь скакать на лошади сколько захочешь.

— Хорошо.

И, больше не возражая, Тома уселся в карету.

***

Между тем в Курси Кларисса не знала, какому святому ей молиться и чем отвлечь несчастную Лоренцу. Бедняжка никак не могла понять, почему от нее скрывают, что произошло с ее любимым мужем и от какой болезни или раны он страдает. И она без конца пыталась выяснить, заходя то так, то этак, думая, что делает это деликатно, но в конце концов только рассердила свою добрую тетушку.

— Ради всего святого, Лоренца! Перестаньте меня мучить! Я больше не могу этого выносить! Вам сказали, что Тома жив, и удовольствуйтесь пока этим, черт побери! Разве этого недостаточно, чтобы вы успокоились?

— Да, я все понимаю... И прошу вас простить меня. Но я так хочу знать, что с ним! Где он? От чего страдает?

— Представьте себе, что я бы тоже очень хотела это знать! Но мне пока никто не сообщил об этом, и я не могу выдумать для вас какую-нибудь историю, чтобы вы, наконец, угомонились и оставили меня в покое!

Ни Кларисса, ни Лоренца не были злопамятны, они быстро мирились, но по мере того, как дни шли за днями, Лоренца мрачнела все больше и больше. Тем более что от маркизы д'Анкр тоже не приходило никаких вестей. Но вот наконец Лоренца получила письмо от Луизы де Конти.

«Весь двор — а точнее, избранные счастливцы — готовятся отправиться в путь. Мы едем в Бордо, где наш юный король вступит в брак с инфантой Анной. После чего мы проводим принцессу Елизавету до испанской границы, где она будет передана принцу Астурийскому и, когда бог призовет к себе короля Филиппа III, станет женой испанского короля и сама наденет корону. Не буду скрывать от вас, что путешествие меня мало радует. Я прекрасно знаю, сколько дурных сюрпризов сулит долгая дорога и те небезопасные места, где нам придется ночевать. Одно меня утешает: королева... Или регентша? После того, как король достиг совершеннолетия, не знаешь, как ее называть. После его женитьбы она уж точно станет королевой-матерью, что ей очень не нравится. Так вот она еще более недовольна, чем я, потому что вынуждена оставить Галигаи в Лувре. У Галигаи возобновились приступы, во время которых, как говорят, она извивается на кровати, мучаясь от удушья. Ее душит ком, который поднимается откуда-то изнутри. Еще она страдает от невыносимых мигреней, головную боль успокаивают петушиными потрохами, которые прикладывают ей к голове, кормя при этом гребешками других несчастных галльских птичек и еще почками ягненка. Пьет она только молоко, высасывая его прямо из груди кормилицы... Словом, ужас и ужас! Дошло до того, что супруг не желает делить с ней постель, и его можно понять! Поползли слухи, что ее мучает дьявол, которому она продалась, хотя монахи-августинцы пытались ее спасти, явившись к ней в своих рясах и со всевозможными святыми реликвиями. Известно также, что она призвала к себе врача-еврея Монтальдо и врача-флорентийца, который лечил вас и мадам д'Антраг и чьим именем она буквально теперь клянется. Но этих врачей нельзя взять с собой и привезти к принцессе, в чьей стране царит инквизиция. Они и вздохнуть не успеют, как их отправят прямиком на костер.

  109