– Фриц Бауэр – это его настоящее имя? – спросила Фелисия.
– Во всяком случае, его знают здесь под таким именем. В Шенбрунне служит повар-француз Жак Бланшар, и герцог Рейхштадтский очень любит некоторые французские блюда его приготовления. Но я не знаю, можно ли на них положиться, кроме как на осведомителей. Может, они и помогут нам тайно в случае необходимости, но мне кажется, без Дюшана особенно полагаться на них не стоит.
– Насколько я вас поняла, – сказала Мария Липона, – в этом деле остались одни только женщины?
– Только женщины? – возразила Фелисия. – Мне не нравятся ваши слова, Мария. Почему группа женщин не сумеет действовать так же, как группа мужчин? И потом, с нами маршал Мармон. Он влюблен в меня и мечтает вернуться во Францию.
Пальмира скорчила гримасу, прекрасно отражающую ее мнение по поводу герцога Рагуза.
– Может быть, вы и правы, но я считаю, чем меньше мы будем на него полагаться, тем лучше будет для всех. Я не смогу полностью ему доверять, несмотря на то, что вы сказали. Будем полагаться только на самих себя. Может, нам и удастся довести до конца план полковника. Я знаю, к кому обратиться…
– Вы имеете в виду отъезд принца под видом мадам де Лозарг? – перебила ее Мария Липона.
– Ну, конечно. Я понимаю, теперь это трудно сделать, ведь ваша подруга должна была вернуться во Францию с Дюшаном. Но мы что-нибудь придумаем.
– Что именно?
– Все очень просто. Ее буду сопровождать я, переодевшись одной из моих работниц. Она – француженка, приехала вместе со мной, а потом сбежала с богатым венгром, забыв при этом свой паспорт…
– Вы тоже хотите уехать? А как же ваша торговля?
– Я заработала уже достаточно денег, – ответила Пальмира с грустной улыбкой. – Без него мне здесь нечего делать. И потом, стать поставщицей молодого французского императорского двора гораздо заманчивее, чем одевать старый австрийский двор.
Фелисия подошла к молодой швее, молча обняла ее, затем отвернулась. Нужно было уходить. К тому же в приоткрытую дверь просунулась голова продавщицы: мадам графиня Шонборн решительно нуждалась в консультации мадемуазель Пальмиры – украсить ли ей новую шляпку красными розами или белыми лилиями? Фелисия и Мария Липона прошли через помещение магазина, оживленно обсуждая преимущества индийского муслина.
А в это время Гортензия отправилась в церковь Святого Этьена. Ей хотелось заказать мессу за упокой души Дюшана и помолиться. Его смерть внесла большое смятение в ее душу, она считала себя виновной, как будто сама держала смертоносный клинок. Напрасно убеждала ее Фелисия, что она не в ответе за любовь, которую внушила Дюшану. Теперь она без всякого снисхождения осуждала себя за то, как кокетничала в прошлом году, хотя это и нужно было для спасения Джанфранко Орсини, и сам Дюшан вопреки своим желаниям попросил ее об этом. Теперь те ее давние, казалось бы, невинные действия, которые, впрочем, уже привели однажды Фелисию в тюрьму, а ее к бесчестию, спровоцировали смерть полковника. И Гортензия крайне нуждалась в божьей помощи, чтобы найти силы для дальнейшего участия в этой авантюре. Она была в такой панике, что еще утром сбежала бы во Францию, если бы не одно «но»: возвратиться домой значило бы притащить туда с собой Батлера, Батлера, окончательно сошедшего с ума, Батлера, которого ничто не остановит и который, добравшись до Комбера, будет, несомненно, продолжать убивать до тех пор, пока рядом с Гортензией не останется никого, кроме него самого.
В церкви как раз должна была начаться месса, когда Гортензия вошла под ее темные, едва освещаемые сквозь старинные витражи своды. Ориентироваться помогали только свечи, зажженные возле статуй святых. Гортензия исповедовалась, затем отстояла службу в правом приделе. Это была месса без песнопений, слушали ее в основном пожилые женщины, преклонившие колени перед алтарем.
Мягкое поблескивание золота в ярком пламени свечей делало часовню очень уютной. Гортензия ощутила покой, истово помолилась, чего не делала уже давно, с тех пор как в часовне Святого Кристофера в Лозарге просила бога сжалиться над ее несчастной любовью. Во время причастия с чувством глубокого облегчения она взяла просфору из рук старенького священника. Молясь за упокой души своего усопшего друга, за всех тех, кого она любила, Гортензия почувствовала, как очищается ее сердце, как становится спокойно на душе… И вдруг вновь – о, ужас!
Она уже давно бессознательно ощущала, что кто-то находится рядом с ней, но, поглощенная молитвой, не обратила на это внимания. И только услышав сдавленный голос: «Мне нужно поговорить с вами! Умоляю вас, выслушайте меня…», она поняла: Батлер следил за ней и сейчас стоял рядом.