Альдо с Адальбером были уже на ногах. Оба, не сговариваясь, попросили, чтобы им дали возможность переодеться, что и было разрешено, однако лишь под присмотром двух вооруженных полицейских, так что им не удалось переброситься и словом.
Хозяин скрылся где-то в глубине дома, громко требуя машину. Он заявил полицейскому, что намерен лично доставить своих друзей в участок, и не допустит, чтобы их возили по городу под конвоем и в наручниках. Его репутация и связи были общеизвестны в городе, и полиция, видимо, получила указание по возможности не препятствовать его просьбам.
Полчаса спустя шофер француза доставил своих пассажиров на комфортабельном «Делаже» [46]прямо в полицейское управление Асуана. Альдо, не слишком волнуясь, рассматривал различные варианты допроса. С тех давних пор, как они с Адальбером затеяли розыски несущих проклятия сокровищ августейших особ, каких только следователей он не перевидал! Они отвечали на каверзные вопросы узколобого турка, упрямого испанского быка, несносного версальца. Но им встречались и лучшие представители полицейского братства: шеф городской полиции Нью-Йорка Фил Андерсон, дивизионный комиссар Ланглуа из Сюртэ и суперинтендант Гордон Уоррен из Скотленд-Ярда. С двумя последними, впрочем, они потом стали друзьями. Кстати, упоминание имени англичанина могло бы оказаться очень полезным и стране, где всем заправляла Великобритания.
Однако здесь, в Египте, Морозини пришлось познакомиться с новым методом ведения допроса. Его проводил начальник полиции Асуана Абдул Азиз Кейтун. Толстый, как японский борец сумо, он подпитывал свой объемный живот, едва вмещавшийся в форменный мундир, с помощью фисташек, которые непрерывно отправлял себе в рот. Орешки эти он поминутно вытаскивал из салатницы, поставленной на край широкого стола. На столе почти не было бумаг; на нем скромно пристроились черная подставка для письма, ручки и телефон. Рядом, на небольшом складном столике, лежал мундштук кальяна. Толстяк медленно перебирал янтарные четки. Когда полицейские ввели задержанных, он перестал жевать и приоткрыл до тех пор прикрытые глаза, выслушивая многословный отчет офицера и время от времени согласно кивая головой. Наконец отчет закончился на высокой ноте, и на подставку для письма, брошенные жестом триумфатора, высыпались жемчуга Саладина. Кейтун тут же поднес к ним руку, предназначенную для подбрасывания в рот орешков.
— Хорошая работа! — одобрил он действия своих подчиненных прежде, чем обратиться к подозреваемым. — Ну, что скажете, господа? Кажется, мы выслушали обвинительное заключение.
Его английский был превосходен, с поющими интонациями, и когда после него заговорил Анри Лассаль, то показалось, что он набрал в рот камней. Но, возможно, плохое произношение было связано с его чрезвычайно нервным состоянием:
— Ах, так? Ваш приспешник, однако, забыл доложить вам, капитан, что он проводил обыск в комнатах, перевернутых вверх дном теми, кто проник туда еще раньше, ночью, лишив сознания ударом по голове одного из моих друзей.
— А что он там делал? Разве вы не были на празднике у его превосходительства губернатора? — величественно, хотя и не совсем логично поинтересовался полицейский.
— Да, я действительно был там, и меня сопровождал видный археолог, господин Видаль-Пеликорн, в то время как князь Морозини, — возразил Лассаль, напирая на слово «князь», — предпочел остаться в моем доме. Он находился на террасе, куда ему подали ужин, и наслаждался прекрасным вечером, как вдруг на него внезапно напали, а точнее, сильно ударили по голове, так что он пришел в себя только после нашего возвращения.
— А в котором часу вы вернулись домой?
— Примерно в половине второго ночи.
— Отчего же так рано? Праздник закончился в четыре утра.
— Потому что после концерта мы не захотели оставаться. В моем возрасте поздновато увлекаться танцами...
— А я хотел спать! — подключился Адальбер. — Но сразу расхотел, как только увидел, что мой друг Морозини лежит без сознания. К тому же в наших комнатах невозможно было спать — там все было перевернуто вверх дном!
— Значит, вы так и не ложились?
— Мы устроились в других комнатах. У господина Лассаля большой дом.
— Конечно, конечно. Так, значит, ваши комнаты кто-то нещадно обыскивал?
— Можно сказать и так. Было похоже, что там пронесся торнадо.