Последние отзывы

  35  

— Невероятно другое: почему она ни словом не обмолвилась об этом в своем письме? Она прислала мне вполне светское приглашение, каких я получаю десятками, не более того!

— Поймите же, что она стремилась как можно дольше сохранить это дело в тайне.

— Она не вызвала полицию?

— Конечно, нет, ведь король тут же узнал бы об этом, да и журналисты тоже. Поднялся бы шум, ведь речь шла о драгоценностях короны, которые Его Величество преподнес некогда своей возлюбленной! Вы даже представить себе не можете, как я счастлива, что нас с вами свел случай! Как только мы прибудем в Асуан...

Альдо не очень хорошо понимал, куда она клонит, но ему было совершенно ясно, что от этой истории плохо пахнет и что две «давние подруги» (а от него не ускользнуло, как примадонна неожиданно запнулась, говоря о дружбе с принцессой) не вызывали у него ни малейшего доверия.

— Когда мы прибудем в Асуан, — сказал он, поднимаясь, — вам будет чем заняться.

— Я должна петь на празднике, который устраивает губернатор, но...

— Что касается меня, я напишу принцессе, что сочувствую ее горю. Я надеюсь, что после этого мы поставим точку в наших отношениях.

Дива взглянула на него с грустью и недоверием:

— И вы не захотите помочь ей отыскать драгоценности?

— Мадам, я не сыщик и не полицейский. Если бы мне приходилось нестись по первому зову каждого, у кого похитили исторические ценности, то пришлось бы совсем закрыть свой магазин!

— Но не хотите же вы мне сказать, что не желаете уделить ей хоть немножечко своего времени! Что вы собираетесь делать в Асуане?

Вопрос прозвучал нескромно, а Альдо ненавидел бесцеремонность. Пусть у этой женщины и ангельский голосок, но это еще не дает ей права так нахально себя вести.

— Если бы я был плохо воспитан, мадам, то ответил бы вам, что это вас не касается.

— Ах!

— Но поскольку считаю себя человеком довольно любезным, скажу, что я еще не был в Египте и позволил себе взять отпуск, чтобы постараться заполнить этот пробел в компании друга, который считается настоящим знатоком этой страны. Так что, если хотите, я турист, да к тому же оскорбленный. И это возвращает нас к началу нашей беседы и к извинениям, которые вам полагалось бы принести всем, кого вы так бестактно оскорбили!

— Извинения? Да ни за что!

— Согласитесь, по крайней мере, спеть для них в какой-нибудь из вечеров. Я готов сам попросить прощения за ваше поведение!

— Еще чего!

— В таком случае доброй ночи, мадам!

Он поклонился и вышел прежде, чем она успела ответить. Адальбера он нашел на верхней палубе: он полулежал в шезлонге, закинув голову, чтобы лучше видеть звезды, в направлении которых он то и дело пускал струи дыма.

— Ну, что хотела от тебя твоя примадонна? Прибрать тебя к рукам?

— В каком-то смысле... Представь себе, она, оказывается, большой друг принцессы Шакияр, и мы должны были встретиться с ней на ужине на следующий день после моего визита... и сразу после того, как у принцессы ночью стащили жемчуга Саладина!

— Что?

— Не заставляй меня повторять! Ты отлично все понял! Добавлю, что дамочка едет в Асуан давать концерт у губернатора! А теперь скажи мне, что ты обо всем этом думаешь!

Адальбер тихонько присвистнул и немного подумал, прежде чем ответить:

— Я думаю, что мне это не нравится и что тебе ни за что не надо было и близко подходить к владениям принцессы. А теперь, не ровен час, на тебя повесят кражу...

— Ну, это было бы уж слишком!

— Здесь ничего не бывает «слишком»! Взять хотя бы пирамиды. Кстати, что она тебе написала в той записке, которую я привез из Каира?

— Ничего особенного. Что хотела увидеться, когда я вернусь, потому что нашла способ, который подойдет нам обоим. А поскольку я не имел ровно никакого желания вновь с ней встречаться, даже внимания не обратил...

— Так вот, ты был не прав! Это дело с кражей выставляет ваши отношения в новом свете. Но пока Шакияр далеко, а у нас есть другие срочные дела.

— Какие, например?

— Ну, например, пойти спать.

Бессовестная Ринальди не только не выказывала никаких признаков раскаяния в те редкие минуты, когда она появлялась на людях, но, наоборот, казалось, испытывала какое-то странное удовольствие, стараясь всеми способами отравить путешественникам приятное путешествие. Ее не было видно, зато было отлично слышно. И вот каким образом: вместо того чтобы исполнять арии, она целыми днями распевала вокализы, без устали, днем и ночью, барабаня гаммы. Это было особенно невыносимо во время послеобеденного сна, в часы приема пищи и в самые чудесные мгновения, в пору заката, когда каждому из пассажиров хотелось выйти с бокалом вина на террасу верхней палубы, наблюдая за тем, как бог-солнце тает в мириадах сказочных оттенков, от бледно-золотого до глубокого пурпурного, рассыпаясь аметистовыми брызгами и медленно уходя в бархатную ночь. После заката обычно следовала передышка: возможно, певица боялась повредить связки из-за вечернего тумана, поднимающегося с реки.

  35