12

Дом профессора-овцы располагался в западной части Грин-стрит. Небольшое строение из кирпича, во дворе цветут розы. Нетипично аккуратное для Грин-стрит. Конечно, очень старое, шаткое, но все же похоже на дом

Проверив тяжесть висевшего под мышкой пистолета, я надел солнечные очки и, насвистывая увертюру из оперы «Паяцы», обошел вокруг дома. Ничего странного. В доме царила тишина. Никакого шума не доносилось. На окнах висели белые кружевные шторы. Очень тихое, спокойное место, совсем не похожее на жилище того, кто мог бы оторвать ухо у человека-овцы.

Я прошелся мимо входа. Висит табличка «Профессор-овца». Выходит, все правильно. В почтовом ящике пусто. Наклеена бумажка «По вопросам газет и молока не обращаться».

Дом-то я нашел, а что делать дальше, понятия не имел. Видимо, слишком быстро и просто отыскал его. По идее, все должно быть намного сложнее, запутанней — и вот, в результате напряженных размышлений, случайной мыслью я отыскиваю логово подозреваемого; а после такого легкого поиска мысли никак не могли прийти в порядок. И это очень плохо. Насвистывая «Иисус, радость для людей» Баха, я спешно думал, что делать дальше.

Самое простое — позвонить в дверь, а когда появится профессор-овца, так и сказать ему: «Извините, верните, пожалуйста, ухо человека-овцы».

Проще некуда.

Так я и поступил.

13

Целых двенадцать раз я нажимал на звонок. Затем пять минут ждал перед дверью. Никакой реакции. В доме все по-прежнему было поглощено тишиной. Только воробьи сновали по газону.

В тот момент, когда я, отчаявшись, хотел было убраться восвояси, внезапно распахнулась дверь, и в проеме показалось лицо дородного седовласого старика. Жутко страшного по виду старика. Была б моя воля, прямо так бы и убежал, не оглядываясь. Но сбегать в моей ситуации не годилось.

— Эй, ты почто здесь шумишь? — закричал профессор-овца. — Стоило человеку уснуть после обеда, как ты...

— Вы — профессор-овца, верно? — спросил я.

— Ты читать умеешь? Видишь, что там написано? Разносчиков газет и распространителей молока...

— Я умею читать. При этом я не продавец ни газет, ни молока. Я — частный детектив.

— Частный детектив? Хрен редьки не слаще. Мне до тебя нет дела, — сказал профессор-овца и попытался резко закрыть дверь. Я вставил в дверную щель ногу, словно подпорку. Дверь больно ударила по лодыжке, но я стерпел, не показав и виду.

— У вас нет, зато есть у меня, — сказал я.

— А мне почем знать? — сказал профессор и саданул по моей лодыжке носком своего кожаного ботинка. Было так больно, будто нога сейчас отвалится, но я стерпел и это.

— Давайте поговорим спокойно — спокойно сказал я.

— На, получай, — сказал профессор-овца и, схватив стоявшую под рукой вазу, изо всех сил опустил мне на голову. На этом все, конец. Я потерял сознание.

14

Я видел сон, будто набираю в колодце воду. Поднимаю ее ведром, затем переливаю в лохань. Та наполняется до краев, приходит крокодил и залпом все выпивает. Стоит лохани наполниться вновь, как приходит другой крокодил и так же залпом ее выпивает. И так по кругу. Я насчитал одиннадцать. После чего проснулся.

Вокруг было темно. На небе сияют звезды. Ночное небо в Сиднее очень красивое. Я лежал перед дверью профессора-овцы. Вокруг было тихо. И кошелек, и пистолет — при мне.

Я встал, стряхнул прилипший к одежде мусор и положил солнечные очки в карман. Хотел позвонить еще раз, но сильно болела голова, и я решил оставить эту идею на завтра. Дневную норму я выполнил с лихвой: выслушал рассказ клиента, получил аванс, разыскал дом преступника, получил по лодыжке и голове. Продолжить можно и на следующий день.

Я заглянул в пиццерию выпить пива. Заодно «Вишенка» обработала мне рану.

  46