– Да, и каждый раз с тем же результатом: леди Тримэйн знает не больше нашего..
– Ну а как она на это реагирует?
– Лучше, чем можно было ожидать. Она и не думает терять надежду. Представьте себе, она хранит к нему такую любовь и такую верность! Мне кажется, она бы не поверила, даже если бы ей показали его мертвым…
– Не говорите так! Это такие слова, которые я и слышать не хочу… Но как вам кажется, не лучше ей было бы сейчас вернуться в Англию? Теперь такие времена, что многие настроены против иностранцев…
– Это как раз то, что я пытался ей внушить, но она и слышать об этом не хочет. Она не уедет, пока не будет точно знать, что случилось с Гийомом. Если хотите знать мое мнение, то это что-то вроде безумия. Она как будто насмехается над тем, что может с нею произойти…
– Как вы думаете, удастся ли ей избежать опасности? Это место вроде такое отдаленное и уединенное…
– В общем, да, но Жиль Перье мне рассказывал об одном человеке, которого он встречал иногда недалеко от дома Речь идет о веком Жермене Кэнтале. Может быть, он контрабандист, может, нет, но репутация у него сомнительная Когда приезжала Китти, молоденькая камеристка, он ее сопровождал, а теперь он все пытается ухаживать за ней. Тем не менее Перье озабочен тем, что скорее всего не юная англичанка интересует его, а именно сама леди Мари, он никогда не упускает возможности приблизиться к ней…
– Хм! Мне это совсем не нравится!.. Хорошо хоть, что этот Перье солидный человек, к тому же он отличный охотник, и у него есть собаки. Должна быть, он сумеет дать отпор, если понадобится. А весной я съезжу туда сама и попробую убедить бедную женщину. Впрочем, я мало на это надеюсь, – добавила старая дева, вновь берясь за вязание, – но по крайней мере я выполню свой долг…
Вновь наступила тишина, тяжелая, давящая, несмотря на мирное потрескивание дров в камине и слышимые уже издалека раскаты грома. Чуткое уха могло бы услышать полные тревоги удары двух старых сердец, объединенных общим несчастьем. Мадемуазель Леусуа пробормотала себе под нос:
– Как странно! Можно сказать, что с тех пор, как его нет среди нас, во всей округе жизнь словно замерла… Ну а как там?
– Вы хотите сказать, в Тринадцати Ветрах? Я бы у вас хотел спросить об этом. Вот уже больше недели, как я уехал оттуда…
– Совершенно очевидно, что вы не страдаете ревматизмом. А у меня вот вся поясница обложена листьями зеленой капусты, раздавленными в овечьем жире. В плохую погоду я не могу без этого обойтись! Даже Сэнфуэ, мой ослик, ни за что бы в такую погоду не поплелся в такую даль. Да и с какой стати? Я полагаю, там мало что изменилось…
– Хотя бы ради малышки, – еле слышно упрекнул Потантен, – она так несчастна.
Новая слеза выкатилась из-под ресниц старого мажордома при воспоминании о детском личике четырехлетней девчушки, которая никогда больше не смеялась, даже разучилась улыбаться, и если в спрашивала о чем-либо, так только о том, когда вернется ее отец.
Со времени отъезда Гийома малышка Элизабет, став удивительно спокойной, целыми днями слонялась по дому из угла в угол. Особенно в первые дни, пока не придумали официальную версию: Тремэн был вызвав ночью в Гранвиль по срочному делу. Так было не один раз, и не было никаких оснований беспокоиться и думать, что он вскоре не появится. Но обычно Агнес сама объявляла об отъезде своего супруга, а в тот день это сделал Потантен: у мадам Тремэн случился внезапный приступ лихорадки мистического происхождения, и тем более было странно, что никто не побеспокоился послать за доктором Аннеброном. Агнес все время находилась в своей комнате, куда только Лизетте было позволено входить.
Малышка выслушала мажордома с серьезным видом, который обычно свойствен детям, когда они чувствуют, что их хотят провести, а внутренний голос в это время подсказывает им, что речь идет об обмане. Как только Потантен объявил, что вскоре Гийом будет дома, она покачала своей головкой, обрамленной кудряшками цвета меди, как всегда немного взлохмаченной, и прошептала:
– А обманывать нехорошо, Потэн, – полностью выговаривать его имя она еще не научилась. – Мой папа не вернется, потому что моя мама его прогнала…
И она тут же убежала в сад, оставив ошеломленного мажордома в полном недоумении. Белина поспешила за ней вслед, но не могла нигде найти. После долгих часов бесплодных поисков, уже в сумерках, ее удалось наконец отыскать. Она заснула на кладбище в Ла Пернель прямо у могилы своей бабушки Матильды, куда Гийом довольно часто приходил с ней раньше. Ее бледное личико сохраняло следы пролитых слез. Должно быть, она плакала очень долго, потому что не проснулась даже тогда, когда Потантен взял ее на руки и отнес домой. Всем домашним он запретил говорить об этом происшествии мадам Агнес. Ведь это была уже не первая выходка малышки, и он опасался, как бы ее не наказали. Тем более что это все равно ничему не поможет…