– Я полагаю, что в нем он прощается с вами, – сказал он кротко. – Он посчитал, что ему здесь больше нечего делать. Корабль и дела зовут его к себе.
– Но… а как же его рана?
– Пустяк для такого человека, как он. Император прислал к нему сегодня утром своего личного врача с выражением его благодарности и… подарком на память. И затем, что может быть лучше морского воздуха для раны! Всякий знает, что на море раны затягиваются гораздо быстрее, чем на суше. Таково же и мнение императорского врача, который несколько раз повторял это… Но, – добавил литератор после легкого колебания, – разве вы по-прежнему рассчитывали уехать с ним?
– Нет, – смущенно сказала Марианна. – Конечно, нет… Это стало невозможным.
От нее не ускользнуло упоминание о настойчивых советах императорского врача. Решительно Наполеон не оставлял без внимания ни одну мелочь.
– Тогда вам виднее. Прочтите же это письмо, оно объяснит вам все лучше, чем это сделал я.
Марианна сломала черную печать, украшенную изображением корабля с поднятыми парусами, развернула письмо и прочитала несколько строк, написанных размашистым властным подчерком: «Почему вы не сказали, что принадлежите «ему»? Вы избавили бы меня от опасности попасть в смешное положение. Я понимаю, что вам невозможно отправиться жить в мою страну. Хотелось бы только знать, искренне ли вы желали этого? Желаю вам все счастье мира, но если когда-нибудь вы почувствуете в этом счастье привкус горечи, вспомните, что существую я… и что я в долгу перед вами… потому что опасность, которую я вам предвещал, еще не миновала. Правда, отныне вы будете лучше защищены, чем это мог бы сделать я. Будьте же счастливы! Язон».
Кончиками подрагивающих пальцев Марианна протянула письмо Фортюнэ. Ее радость померкла под флером печали не столько из-за таинственной опасности, о которой он снова напомнил, сколько из-за того, что он уехал, даже не пытаясь увидеть ее, лишив ее возможности объясниться, извиниться и сказать ему наконец, какую признательность и дружеское участие питает она к нему. Ее разочарование было бесконечно более жестоким из-за его неожиданности. Правда, один Бог знает, на что она надеялась. Что рана Язона заставит его остаться еще на некоторое время в Париже, что у них будет время увидеться, поговорить и, таким образом, лучше узнать друг друга? Ей так хотелось упорядочить их взаимоотношения, странно хаотичные до сих пор, направив их в русло верной дружбы. Но Язон, очевидно, не хотел этой дружбы, может быть, потому, что она была возлюбленной Наполеона и скрыла это от него. Тон письма показывал, что его мужское самолюбие задето. Совершенно незаметно он стал вдруг для Марианны кем-то значительным и дорогим, чье отсутствие могло причинить боль.
Подняв глаза, она поймала взгляд Жоливаля, и ей показалось, что в нем промелькнуло сочувствие. Но в этот момент ее жизни она просто не могла вынести чьего-нибудь сочувствия. Она вскинула голову, переплетя пальцы, сильно сжала руки и заставила себя, улыбаясь, говорить о чем угодно другом, чтобы скрыть то, что она испытывала.
– Вы великолепно выглядите, – начала она, прерывая затянувшееся молчание. – Как вам это удалось? Что же вы стоите, садитесь, прошу вас!
Жоливаль сел и заботливо подтянул на угловатых коленях бледно-голубые панталоны, заправленные в изящные ботинки с длинными носками.
– Наш друг Бофор ссудил мне немного денег, благодаря чему я смог выкупить свою одежду и вновь занять комнату на горе Святой Женевьевы. Теперь дело в том, чтобы найти место, где я смог бы добывать средства к существованию. К тому же карточная игра меня больше не привлекает, ибо у меня нет ни малейшего желания вновь очутиться лицом к лицу с Фаншон Королевская Лилия и ее Филоменой.
– Вы считаете, что у нас еще есть основания бояться ее? – спросила Марианна, испуганная вызванным в памяти образом ужасной старухи и думая об опасности, о которой упоминал Язон.
– Откровенно говоря, я думаю, что в данный момент нет. Пока мы не рискнем показаться в ее территориальных водах, она не станет плавать в наших. И я не представляю себе, что за дела могут быть в «Сломанном Колосе» или «Железном Человеке»? К тому же хотя Брюслару и Сен Юберу удалось ускользнуть, остальные заговорщики арестованы. Наш друг Морван сидит за решеткой. Я думаю также, что полиция занялась кабаре на улице Простаков. Правда, Фаншон слишком хитра, чтобы ее поймали.
Тем временем Фортюнэ, прочитав письмо и даже получив возможность поразмыслить над ним, вернула его подруге.