Особенно,... 
63 
— Отлично! — заключил он, когда Альдо наконец закончил. — Не знаю, кого мне больше благодарить — вас или счастливый случай, но не могу отрицать, что вы предоставили в распоряжение следствия необыкновенно важные сведения.
А теперь скажите, почему вы сомневались, стоит ли сообщать мне все это?
— Из опасения, что леди Фэррэлс потеряет защитника, в котором так нуждается. А это неизбежно произойдет, если действия Мэри Сент-Элбенс вовлекут ее супруга в скандал, бросив тень на его репутацию.
— Скандал произойдет только в том случае, если я немедленно возьму под стражу нашу очаровательную и предприимчивую графиню, но я не только не собираюсь делать этого, но даже и не имею на то права.
— Как это не имеете права? Я только что сообщил вам, что она соучастница одного убийства и готова содействовать второму. Вам этого недостаточно? — возмущенно воскликнул Морозини.
— Нет! Мне этого недостаточно! В настоящий момент я даже не могу сослаться на ваши слова: вы слышали какой-то разговор, и ничего больше. Для любого суда этих оснований недостаточно. Тем более что оба вы иностранцы. Для обвинения мне нужны солидные улики, а они у меня появятся, если только я дам возможность леди Килренен продолжить задуманное дело. Если ей суждено быть арестованной, то произойдет это в Экстоне, когда ее поймают с поличным.
— Если суждено быть арестованной? — вскричал Альдо, которому очень не понравился намек на то, что британский суд не примет во внимание свидетельства иностранцев. — Можно подумать, вы в этом не уверены! Может быть, вы даже намерены пощадить леди Мэри, хотя ни секунды не колебались, когда отправляли в тюрьму леди Фэррэлс по одному только обвинению… правда, британского подданного?
Ладонь Уоррена с такой силой опустилась на стол, что лежавшие на нем папки подпрыгнули.
— Никто не смеет указывать мне, в чем состоит мой долг, господин Морозини! Виновный есть виновный, каков бы ни был его титул! Но до тех пор, пока я не буду убежден в своем праве предъявлять обвинение и не обеспечу себе тылов, я поостерегусь посягать на супругу пэра Англии и буду действовать с удвоенной осторожностью, поскольку приближаюсь к королевскому окружению. Не забывайте, что Сент-Элбенсы — близкие друзья принца Уэльского!
— Ага! Вот вы и проговорились, господин шеф полиции!
Люди из Букингемского дворца, вот в чем все дело! Но послушайте теперь меня! Мы вам все рассказали, и мне надоело служить вам подопытным кроликом… с которым вдобавок плохо обращаются. С вашего позволения, я отправляюсь спать.
Разбирайтесь сами с вашими Сент-Элбенсами, китайцами, алмазами и вашей королевской семьей! Спасибо за грог! Ты идешь, Адальбер?
И, не дав своему сопернику вымолвить ни слова, Альдо вылетел из кабинета. Видаль-Пеликорн едва успел удержать дверь, иначе она с треском захлопнулась бы у него перед носом. Адальбер счел необходимым пробормотать какие-то туманные извинения сидевшему неподвижно птеродактилю, который словно бы только что вышел из рук таксидермиста.
Затем Адальбер бросился вслед за другом, но возмущенный Альдо припустил с такой скоростью, что нагнать его удалось только на улице.
Морозини пребывал в такой ярости, что Адальбер счел за лучшее сначала усадить его в такси, а уж затем попытаться успокоить. Что оказалось совсем нелегко: кипя от негодования, Альдо со свойственным итальянцам темпераментом прохаживался в самых сочных выражениях по поводу сомнительной истории зачатия и рождения всех англичан вместе взятых и шефа полиции Уоррена — особо.
Наконец Альдо остановился, собираясь перевести дух, и тогда Адальбер, терпеливо дожидавшийся конца бури, ласково спросил:
— Ты закончил?
— Ничего подобного! Я могу до утра это повторять! Нет!
Это просто бесчестно, это отвратительно, это мерзко…
Он уже снова набирал обороты, но Видаль-Пеликорн заставил его замолчать, грубо прикрикнув:
— Это совершенно нормально, тупой и упрямый итальянский мул! Этот человек — полицейский и вдобавок высокого ранга. Он служит своей стране и должен уважать ее законы.
— И это беззаконие ты называешь уважением к законам!
Предоставить свободу действий преступнице-англичанке и посадить за решетку несчастную невинную жертву, чье единственное преступление в том, что она — полька, как ты — француз, а я — итальянец! Даже если мы будем во все горло кричать о той правде, что нам известна, нас никто не будет слушать. Вот что такое хваленый английский закон!
63 
