Особенно,... 
71 
Петли скрипели, как пружины старого дивана в эпоху недолгого семейного счастья. Валентина Петровна встряхнула головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания и вышла из оцепенения. Она встала, широко расставив ноги для устойчивости, и патетически произнесла:
— Альберт! Я должна тебе кое-что сказать!
— Я опаздываю, ма. — Синеватый отлив трусов мелькнул в коридоре и скрылся в туалете.
На дурманящий запах овсянки ворвался Ватсон, но на него не обратили внимания. Валентина Петровна перешагнула через суррогат внука и взволнованно провозгласила:
— Сын. Ты должен знать одну вещь. В твоих жилах течет кровь Потрошиловых.
— Ух ты! Не может быть! — донеслось из туалета.
— Теперь ты взрослый и должен знать. Тебе нельзя пить!
Грохот стекающей по стояку жижи на секунду заглушил мамину речь. Дверь открылась, и в коридор вылезла голова Альберта. Очки немного сползли на нос.
— В каком смысле?
— Для Потрошиловых — это проклятье.
— Ты меня пугаешь, ма. — Альберт заправил майку в трусы и, аккуратно потеснив маму, пошел одеваться.
— Дослушай меня! — Валентина Петровна сорвалась на крик. — Водка меняет жизнь Потрошиловых!
— Не только Потрошиловых, ма. Не только. — Алик поднял в ладонях Ватсона и заглянул в его голодные глаза. Хомяк состроил недовольную гримасу и тяжело повернулся к Альберту хвостом.
— Знай, сын, — не унималась Валентина Петровна. — После того как ты выпьешь, ты резко изменишься.
— Я стану похож на олигарха?
— Хуже! — ответила мать. — Ты станешь похож на своего отца.
После долгих раздумий у двухстворчатого шкафа Альберт Степанович решил идти в форме. Кроме нее, в шкафу почти ничего не было. Свой единственный костюм цвета кофе с молоком он не любил, а делать предложение в свитере и джинсах было невоспитанно. Во всяком случае, так из-за двери сказала мама.
— Ты тоже так считаешь, Ватсон? — спросил Алик у отражения хомяка в зеркале.
Судя по несчастной морде животное ничего не считало. Оно, как всегда, хотело есть. Алик остался глух к мольбам.
— Форма так форма, — по-своему интерпретировал он взгляд Ватсона.
Хомяк снова повернулся к нему задом.
Через полтора часа Альберт Степанович Потрошилов вышел из комнаты. От него удушливо пахло туалетной водой странной марки «Хьюго Армани» отечественного производства. Бритвенный порез на щеке был аккуратно закрашен марганцовкой. В руках Алик задумчиво крутил портупею. На секунду мысли его уплыли в неконтролируемые кущи фантазии. Кожаные ремни по всему телу, конечно, придали бы… эротичности…
Он покраснел и тряхнул головой, мгновенно поправив себя — портупея поверх кителя, разумеется, должна была добавить облику героического сыщика мужественности! С другой стороны, за блеском парадной формы можно было не разглядеть ее интеллектуальное содержимое. Рисковать не хотелось. Между мужественностью и интеллектом у Потрошиловых было принято выбирать второе.
В коридоре он появился во всем своем великолепии. В новую эру собственной жизни Альберт Степанович шагал твердой поступью, чуть не раздавив голодного Ватсона. На прощание он повернулся к матери:
— Ну, я пошел. Как говорится: «Или пан, или… пани».
Валентина Петровна разрыдалась и, стараясь не запачкать слезами одежду сына, торжественно пожала ему на прощание руку. Алик удивленно потряс ее в ответ и строевым шагом двинулся к лифту.
* * *
До больницы он добрался без приключений. Верный железный конек-горбунок гордо мчался в правом ряду, ловко маневрируя между припаркованными машинами. Отмытый от грязи еще вчера, потрошиловский «Запорожец» полегчал килограммов на двадцать и благодарно нес хозяина к заветной цели. На больничную стоянку автомобилей Альберт ворвался победителем. Никто не плюнул на ветровое стекло, не крутил пальцем у виска и не пытался столкнуть с дороги. В глубине души Алик нахально начал подумывать о езде в среднем ряду.
Стоянка была набита до отказа. Неброские иномарки малоимущих врачей ровными рядами расположились по всей ее поверхности, не оставив «Запорожцу» ни малейшего шанса. Альберт кружил вокруг них, как акула-людоед, выбирающая жертву. Охранник стоянки с подозрением посматривал на странного милиционера и его транспортное средство.
Наконец Потрошилову повезло. Не прошло и двадцати минут маневров. В глубине стоянки он нашел то, что искал. То ли машины были поменьше, то ли водители неосмотрительно оставили больше места, но площадка была. И это было его, только его, Потрошилова, место. Вспоминая с благодарностью, как мама прозорливо указывала на достоинства габаритов автомобиля, Альберт Степанович, не снижая скорости, рванул к заветной цели. Он протиснулся в щель между машинами и быстро заглушил мотор. Теперь никакая сила не смогла бы сдвинуть его с места. Пришло время. Настал его час. Сейчас он пойдет и скажет любимой ВСЕ!
71 
