Особенно,... 
58 
На полу катался клубок из простыней и полуголых тел. Первым подзатыльником Семен снял с вопящего Кнабауха Чегевару. Бывший зэк яростно визжал и сучил кулаками. Вторым — успокоил радостно хохочущего Рыжова. Из-под койки Артура Александровича торчал угол табуретки. Сам Мозг держался за отбитый копчик и орал, как заурядный психопат. Санитар с изумлением осмотрел всех троих. В глубинах сознания Семена ворохнулись забытые воспоминания и восторг встречи. Он ухмыльнулся во всю свою безразмерно широкую физиономию и сказал:
— Добро пожаловать в дурку! — Семен немного помолчал и добавил: — Кстати, вас давно выписали…
* * *
Воля открывалась в шестнадцать часов. Очереди не было. По субботам из психиатрической больницы никого не выписывали. Но для них сделали исключение. В шестнадцать десять они стали свободны. Мягко хлопнула дверь без ручки. По одну сторону осталась радость расставания. По другую — появилась растерянность встречи со свободой.
Бригада Артура Александровича Кнабауха вышла в город. Прохладный день радовал переменной облачностью и северным ветром. Где-нибудь на Карибах в такую зиму погибли бы все авокадо и половина аборигенов. Но в Питере это считалось не очень жарким летом. Погода бригаду устраивала. Теплые вещи можно было надеть, а не нести в руках.
Человеку, выходящему из тюрьмы или дурдома, положены справка и одежда. Бригада попала в гости к Скворцову-Степанову промозглым февралем. Поэтому все были в зимнем. Кроме боксера Коли-Коли. Очевидно, его взяли прямо с рабочего места. И при выписке вернули спортивные трусы и красную майку с надписью «Трудовые резервы» на спине.
— Николай, одевайтесь, — посоветовал ему Кнабаух, по мере приближения свободы все больше становящийся Мозгом, — нам предстоит свидание с обществом. А оно похоже на женщину. Неожиданное появление голого мужчины вызывает у него шок. А ожидаемое — нездоровое возбуждение.
Гардероб бригады впечатлял. Бывший травматолог Рыжов спрятался в психушке после военных сборов. Уход от милитаризма болотами Ленинградчины оставил на шинели ополченца бахрому из засохшей тины и желтые разводья на кирзовых сапогах. Чегевару доставили с групповой бойни. Поэтому кожаную куртку и джинсы покрывал бурый налет, а на груди белело нечто, похожее на размазанный глаз.
В таком обрамлении; Мозг смотрелся принцем в изгнании. Шикарное кожаное пальто с меховым воротником, припорошенное белым гипсовым налетом, он накинул на плечи. Английский костюм и клубный галстук были грязноваты, но презентабельны.
Бригада отошла от больницы на два метра и остановилась. Дальше начинался забытый, непривычный, а значит, опасный мир. Они сбились в стаю. Вожак, как принято у людей, шел посередине. Кто-то показывал на них издалека пальцем, кто-то оборачивался, кто-то шарахался в сторону. Им было все равно. В психиатрии случались реакции и поинтересней. Неадекватностью их было не удивить.
* * *
Квартира экстрасенса Рыжова ждала хозяина. За годы, проведенные в дурдоме, многое изменилось. Но его помнили. В подъезде произошел ремонт. Настенная живопись, посвященная чародею, исчезла под толстым слоем жизнеутверждающей темно-зеленой краски. Однако на почтовом ящике Игоря Николаевича заботливая рука вывела: «палата № 6».
Они остановились на лестничной площадке перед логовом экстрасенса. Чегевара с любопытством уставился на огромный крест, нарисованный прямо поверх обивки. Мозг хмыкнул, рассматривая раскрашенный под хохлому череп, изображенный вокруг замочной скважины. Игорь Николаевич вставил ключ прямо в черный провал рта. Оставалось только отпереть дверь…
По лестнице со слюнявым мопсом на руках тяжело спускалась старушка. Завидев вернувшегося соседа, она застыла, разом перестав похрипывать от одышки. Морщинистое лицо скривила неуверенная судорога. Ее слезящиеся глаза уперлись в лицо экстрасенса и потихоньку полезли на лоб. По дороге они зацепились за ярко-красную майку Коли-Коли, мазнули па уголовной роже Чегевары и поползли еще быстрей. Мопс втянул в себя казенную вонь психиатрических подвалов, густой волной идущую от одежды странных людей, и жалобно заскулил. Окончательно надрывая нервную систему старушки, Рыжов сунул под мышку зимнюю шапку с красной звездой и сказал:
— Я рад вас приветствовать в обители покоя и чистоты!
Бабка начала подергивать ногой и оживленно креститься. Мопс задрожал и чуть не захлебнулся слюной. Немая сцена могла продолжаться до вечера. Если бы Мозгу не надоело торчать на лестничной клетке. Он нагнулся к трясущейся паре и негромко сказал:
58 
