— …И гений чистой красоты…
С отрешенным лицом, продолжая что-то бормотать, Алик снова сел на скамейку. Его глаза, увеличенные линзами очков, пронзительно сверкали. Он посмотрел на двери приемного покоя, которые как бы оказались причастны к его чувству. Ему захотелось дотронуться до тусклых металлических ручек, ощутив тепло больших ладоней любимой…
На крыльцо ураганом вылетел высокий плечистый мужчина в спортивном костюме. Профессиональный взгляд сыщика поневоле отметил нечто знакомое в чертах странного человека. Смутное воспоминание шевельнулось в глубине души и пропало. Почему-то в доли секунды романтический настрой Алика сменился раздраженной подозрительностью. Словно незнакомец наступил на трепетный росток любви в душе сыщика. Тем временем мужчина пронесся по пандусу, размахивая объемистой сумкой. Из нее, как лопасти вентилятора, высовывались оранжевые ласты. Между ними громадной ярко-красной метлой торчал букет гигантских гладиолусов.
Немногочисленных больных, спокойно куривших у дверей, будто отодвинуло ветром. Энергичное лицо в мгновение ока очутилось вплотную к мечтательному лику Потрошилова. Алик не успел отпрянуть.
— Слушай, брат! — громогласный вопль буквально парализовал окрестности больницы. — Не видел, куда джип рванул?!
Люди вокруг замерли, с изумлением созерцая извержение чужой энергии, особенно потрясающее в конце рабочего дня. Альберт Степанович тоже оцепенел, услышав знакомый бас. «Экстремал!» — вспомнилось ему. Вид Людиного коллеги отчего-то добрых чувств не вызвал.
— Куда, а?! — нетерпеливо заорал «летающий доктор».
Алик, не отдавая себе отчета, поднял руку и ткнул пальцем в сторону леса, еле видневшегося за последними домами городской черты.
— Угу! — взревел гигант, моментально разворачиваясь к автостоянке. — Бывай, тормоз!
Он скачком перемахнул невысокое ограждение и моментально оседлал звероподобный красный мотоцикл. Сумка с ластами и цветами звонко шлепнула по широкой спине. Мелькнул черный шлем с надписью «Мементо море». Мотор тут же взвыл, и монстр автострад, визжа резиной, вылетел за ворота. Как воспоминание о нем, над стоянкой осталось висеть облако сизого вонючего дыма.
Альберт Степанович как честный человек удивленно приоткрыл рот. Ему хватило мужества признаться себе, что он впервые в жизни откровенно солгал! Причем без сомнения, инстинктивно, из ревности!
— Самец! — с максимально возможным отвращением к себе сказал он, обращаясь куда-то к носкам собственных ботинок.
В поле зрения попала раздавленная астра, совсем не похожая на безвкусно яркие гладиолусы. Краем глаза Алик отметил уверенное продвижение красного мотоцикла к лесу. Вместе со стыдом в районе обычной дислокации настоящей мужской совести шевельнулось еще что-то, непривычное и гадко приятное.
Глава 6
ПРОТЕЗ В ЖЕЛУДКЕ
Был понедельник. Городская больница имени Всех Святых тужилась пятиминуткой. Процесс затянулся. Пятиминутка длилась третий час. За трибуной стоял главный врач больницы Крумпель Иосиф Моисеевич. Измученные коллеги хотели есть, спать, но им нужно было идти работать. Крумпель же был сыт, хорошо выспался и работать не собирался. Укоризненно сверкая золотой оправой очков, он испепелял взглядом подчиненных.
— Знаете, почему нашу больницу называют «истребительной»? — Крумпель швырнул в аудиторию уничижительный вопрос и победоносно обвел взглядом врачей. Очки служили для чтения, а потому расположившийся в отдалении коллектив виделся Крумпелю как большое белое пятно. Это устраивало. Лица коллег его никогда не интересовали.
— Потому что мы быстро работаем, — без паузы донеслось в ответ из середины пятна.
— Кто это сказал? — Сквозь толстые линзы очков Иосиф Моисеевич осмотрел конференц-зал, как снайпер через прицел.
— Это все говорят, — произнес тот же голос, и Крумпель опять не успел «нажать на курок».
В своем медицинском прошлом Иосиф Моисеевич назывался терапевтом. Мир порошков и разговоров оставил безжалостный отпечаток. Способность долго болтать «ни о чем» стала нормой жизни.
— Кто из хирургов работал в приемном в пятницу?
— Я! — С кресла поднялся огромный человек в белом халате. Рукава были закатаны по локоть и открывали поросшие густыми черными волосами предплечья, кисти и пальцы. Крумпель был уверен, что именно этот голос он только что слышал, но заострить вопрос не решился.