273 
Кэлен бережно взяла у него старинный меч.
— Благодарю тебя, Бредли. Этот меч много значит для меня. Ты не прав: это очень ценное оружие. Я с гордостью буду носить его. Но я не возьму его навсегда. Когда придет время отправляться в Эйдиндрил, я верну его тебе, и тогда у тебя будет меч, которым сражался с врагами не только король, но и Мать-Исповедница.
Он просиял, услышав о такой возможности.
— А теперь я прошу тебя, — сказала она, — поставить часового у моей палатки и поскорее собрать меченосцев.
Он приложил руку к груди.
— Будет исполнено, Мать-Исповедница!
Когда Кэлен входила в теплую палатку, он уже вернулся с тремя воинами и приказал:
— Пока Мать-Исповедница будет мыться, стойте у входа в эту палатку и никого не пускайте. Ясно?
— Будет сделано, командир, — ответили все трое хором.
Войдя в палатку, Кэлен прислонила меч к кадке, сняла свою накидку и разделась догола. Она смертельно устала, у нее кружилась голова, и ее подташнивало. Известковый раствор в кадке оказался горячим, словно вода в ванне. Но, увы, это была не ванна. Кэлен залезла в кадку и погрузилась в молочно-белую воду. Закрыв глаза, расслабившись, она на несколько минут представила себе, что моется по-настоящему.
Кэлен делала все это ради того, чтобы спасти одних и убить других. Она снова будет в белом, как и должно Матери-Исповеднице, но на этот раз белым будет не платье.
Кэлен взяла меч своего отца и, повернув его острием вниз, сжала рукоять. Она осторожно расставила ноги, чтобы не пораниться о клинок. Зажав нос свободной рукой и зажмурившись, она набрала в грудь воздуха и погрузилась в раствор с головой.
Глава 42
Ричард и сестра Верна ехали по узкой тропе среди деревьев, вдыхая насыщенный влагой воздух. Они поднимались в гору, туда, откуда доносилась мелодия флейты. Ветви деревьев были оплетены лианами, стволы покрыты мхом. В лесу царил полумрак.
Вдоль тропы стояли невысокие стены — видимо, их построили, чтобы препятствовать дальнейшему проникновению буйной растительности. Но лианы пробивались сквозь трещины в каменной кладке, и сами стены походили на живое существо, опутанное щупальцами огромного зеленого спрута. Только на человеческих черепах, установленных по сторонам дороги на квадратных замшелых камнях на расстоянии около трех футов друг от друга, не было лиан. Ричард потерял счет этим черепам, взиравшим на путников пустыми глазницами.
Наконец тропа расширилась, и сразу стало светлее. Впереди показалась странная полосатая желто-коричневая пирамида. Ричард никак не мог понять, что это за сооружение. Издали казалось, что оно раза в два выше человеческого роста.
Когда они подъехали поближе, Ричард увидел, что пирамида сложена из человеческих останков. Полосы были образованы рядами черепов и костей. Он содрогнулся.
Сестра Верна никак не проявила своих чувств. Несмотря на любопытство и страх, охватившие его, Ричард все так же хранил молчание. Со времени их последнего спора они с сестрой Верной не разговаривали. По ночам он даже не спал на стоянке, а уходил в лес поохотиться и повозиться с гаром. Ричард и сестра Верна, насколько позволяло положение, старательно не замечали друг друга.
За пирамидой из костей открывался вид на мрачный город, окруженный густыми лесами. Впереди виднелась обширная площадка, на которой все деревья были выкорчеваны, совсем как на террасированных полях, оставшихся позади. Местные жители уже обработали землю для посева. Поле было только что вспахано, и Ричарда это удивило: ведь зимой в его краях никто ничего не сеял.
Лес кончился, но город казался даже более мрачным, чем окруженная тропической чащей тропа. Дома с плоскими крышами были покрыты грязно-коричневой штукатуркой. На каждую стену приходилось по одному маленькому окошку. Двух-, трех-, четырехэтажные дома не отличались друг от друга ничем, кроме разве что высоты. Густой черный дым из труб поднимался к небу.
В центре этого странного поселения была площадь с колодцем — кажется, единственное открытое место во всем городе. От нее во все стороны расходились узкие темные улочки, похожие на горные ущелья. Некоторые улицы были вымощены булыжником, но большинство было просто покрыто жидкой грязью. Жители города в темных поношенных одеждах ходили босиком по грязным узким улицам, стояли у стен, глазея на прохожих, или сидели у входов в свои жилища. Несколько женщин, несших на голове глиняные кувшины, посторонились и прижались к стенам, чтобы дать дорогу всадникам.
273 
