17 
Он почувствовал в ней то, что можно было обозначить словом «страх».
— Филиппа, — мягко произнес он. — Не бойся. Я виноват. Я поторопился. Ну не смотри ты на меня так. Тебе следовало бы приглушить свою красоту. Разве можно устоять перед тобой? Обещаю, я больше не прикоснусь к тебе до тех пор, пока ты сама меня об этом не попросишь. Только чур не подзадоривай меня. — К нему вернулось его обычное чувство юмора. — А я со своей стороны постараюсь, чтобы ты меня поскорей попросила... — Он сделал шаг назад, освобождая ее. — Пойдем, — сказал он еще не совсем устоявшимся голосом. — Нам надо многое обсудить.
Взяв ее за руку, он медленно повел ее прочь от балюстрады на другой конец террасы.
Ночной ветерок охладил пылающее лицо Филиппы. Однако в голове продолжали мелькать мысли с такой же скоростью, как билось ее сердце.
Что она тут делает на этой мраморной террасе с человеком, который заставляет ее терять голову, позволяя себя целовать так, как никто ее еще не целовал? С человеком, которого она видит впервые, но который пообещал постараться сделать так, чтобы она попросила его снова к себе прикоснуться... А что такое он сказал сейчас? «Нам еще многое надо обсудить».
Сплошные загадки. Или это такая особенная манера поведения испанского мужчины?
— О чем нам надо поговорить? — спросила Филиппа, глядя на него снизу вверх все еще слегка хрипловатым голосом.
Ответ Энрике заставил ее остолбенеть на месте.
Повтори еще раз, — слабо попросила она, сдерживая дыхание. Энрике тепло улыбнулся ей.
— Я сказал, моя дорогая невеста, что пора поговорить о нашей свадьбе.
Дыхание Филиппы остановилось.
5
Каково же было изумление молодого человека, когда его спутница прямо на глазах прекратилась из робкого беззащитного создания в разъяренную фурию.
Она вырвала свою руку и медленно отчеканила:
— О нашей — что?
— О нашей свадьбе, — повторил он уже жестким голосом, невольно заражаясь ее реакцией.
Филиппа смотрела на него так, будто у него выросла вторая голова.
— О нашей свадьбе? О Господи! Ты, наверное, лунатик и просто бредишь!
Казалось, это было единственное объяснение, которое могло прийти ей на ум в это мгновение. Она подхватила подол платья, повернулась к нему спиной и бросилась в сторону двери, ведущей к безопасному залу, освещенному яркими огнями.
Но она не успела отбежать ни на шаг — он сразу же поймал ее за руку:
— Как ты меня назвала?
Крепкие пальцы больно сжали ее запястье.
Она попыталась освободиться, но безуспешно.
— Отпусти меня!
Ее голос дрожал от страха, а глаза панически расширились.
Лицо Энрике потемнело.
— Что здесь, черт возьми, происходит?! — гневно потребовал он. — Я просто сообщил, что нам надо обсудить нашу свадьбу. И должен сказать, — продолжил он все еще в замешательстве от ее странной реакции, — что предпочитаю сыграть ее здесь, в Испании.
— Свадьба? — эхом отозвалась Филиппа, не веря своим ушам.
— Да, свадьба, Филиппа. И с какой стати ты так странно себя ведешь?
В его голосе сквозили нетерпение и замешательство.
— Я должна выйти замуж?!
Губы Энрике превратились в тонкую полоску. Она говорит об их свадьбе так, словно это самая отвратительная идея в мире.
Он разжал руку и молча наблюдал, как она потерла кисть и попыталась снова броситься к двери. Тогда он прижал ее к каменной балюстраде.
— Нам надо поговорить, — резко произнес он.
Филиппа отрицательно покачала головой. Единственное, чего ей хотелось в это мгновение, оказаться внутри дома подальше от этого сумасшедшего, который несет непонятную чепуху о какой-то свадьбе...
— Ответь мне, — скомандовал Энрике. — Почему только что ты позволила поцеловать себя, если не считаешь меня своим женихом?
Земля ушла у нее из-под ног. Паника охватила ее.
— Боже мой, ты действительно безумен!
Она попыталась оттолкнуть его, но он остался неподвижен как скала.
Почему она впадает в истерику? Может ли быть такое, что она на самом деле ничего не знает об их предстоящей свадьбе? Неужели это возможно? Конечно, она знает! Должна знать! Тогда почему истерика? Или она не хочет выходить за него? Он просто взбесился от этих мыслей. Если она не хочет за него замуж, как же она позволила вкусить ему сладость своих губ, разжечь его желание до такой степени, что он едва мог контролировать себя?! И почему, собственно, она не согласна быть его женой? Чем он плох для нее? Может, потому, что Энрике Сантос сын буфетчицы и неизвестного матроса?
17 
