— Ну что я могу сказать… — протянул он, передразнивая меня. — Если бы вы не тратили столько сил и времени на устройство личной жизни…
— Советуете переключиться на карьеру? Думаете, мое положение на личном фронте настолько безнадежно?
— Я этого не говорил. Просто предлагаю вам немного расслабиться. Взять тайм-аут. Хотя бы на сегодняшний вечер.
Ну я и расслабилась — до такой степени, что к концу дня рождения была готова полюбить не только Глеба Анатолича и его законсервированную мамашу, но и прочих их друзей и родственников. Лишь твердая рука шефа удержала меня от попыток облобызать на прощание всех присутствующих. Я спускалась по лестнице, цепляясь обеими руками за перила — Глеб деликатно поддерживал меня за талию — и пела замечательно громко и душевно 'Ой, мороз… Ступени под ногами все время куда-то девались, отчего песня получалась еще задушевнее: 'Ой, мороз… ох, мороз… блин, мороз… Я пинком открыла дверь — в разгоряченное лицо ударили холодный ветер и дождь. Я с удовольствием поежилась и, широко шагнув с крыльца, до колен провалилась в какую-то канаву.
— Ух ты! — повернулась с восторгом, задирая полы плаща — с них текла вода. — Вот такая ванна!
И для полного счастья еще подпрыгнула, обрызгав до головы себя и шефа.
— Стойте! — сказал Глеб с ужасом. — Стойте, не двигайтесь, я подгоню машину!
Я послушно осталась стоять в луже, запрокинув голову и ловя ртом дождинки. Вот кайф!
Меня потянули за рукав, я увидела перед собой тихо урчащую машину. У нее были забрызганы фары, и я немедленно кинулась протирать их полами плаща — нельзя же ехать ночью с такими тусклыми фарами! Глеб с трудом отговорил меня, уверив, что мой плащ гораздо грязнее, чем его фары. Усадил меня, включил печку.
— Снимайте туфли. У вас ноги промокли.
Я немедленно стянула раскисшие туфли, подобрав под себя ноги, пожалилась:
— И ведь больничный вы мне не заплатите…
Он закинул руку на спинку сиденья, оглянулся, сдавая назад.
— Замерзли?
— Не-а… — я широко, с поскуливанием зевнула. Голова кружилась и неумолимо склонялась припасть к его мужественному плечу. Я прижалась щекой к спинке сиденья и немедленно уснула. Я слышала шорох шин, толчки на неровной дороге, рев далекой сирены — и только сворачивалась поудобнее, кутаясь в плащ…
— Наташа… Наташа…
Я заворчала, просыпаясь. Моргая, огляделась — меня немедленно повело в сторону, и я ткнулась головой в стекло дверцы.
— Все нормально?
Я сглотнула, кивнула, спросонья и спьяну не соображая, где у него открывается дверь — Глеб молча помог — я вывалилась наружу, и меня тут же вырвало — чуть ли не на колеса машины. Я плевалась и рыдала, замечательный ужин и дорогое шампанское очутились на асфальте, а Глеб держал меня и молча подсовывал свой платок. Я ожесточенно вытирала лицо, размазывая пот, слезы, косметику, воду и ненавидела в этот момент и себя и его. А потом не осталось сил и для ненависти — на короткой дистанции от машины до подъезда меня вывернуло еще пару раз, и до квартиры я добралась, вися на Глебе.
Прислонив меня к стенке, шеф стянул мой плащ и дотащил до дивана. Я, тихо поскуливая, только глазами шевелила, наблюдая за ним. Комната ехала куда-то вправо и вниз, я поскорее зажмурилась, но тогда подо мной начинал кружиться диван. Что-то холодное легло на мой лоб — шеф приволок мокрое полотенце, профессионально вытер шею, лицо, руки. Я покорно вытягивала из одежды руки, потом ноги, потом на меня опустили одеяло, а вслед за ним — потолок — и я опять перегнулась через диван в рвотной судороге. Предусмотрительный шеф, оказывается, успел поставить рядом тазик. С ним он и скрылся в ванной, а когда вновь объявился, заявил обвиняюще:
— У вас нет молока!
— У меня много чего нет… — пробормотала я, переворачиваясь на спину. Меня трясло. Через секунду я обнаружила его руку, трогающую мои ноги, и с недоумением утянула их под одеяло.
— Холодные, как лед! — сказал шеф. — У вас есть носки? Шерстяные?
Я вяло отмахнулась, вновь проваливаясь в забытье. И проснулась, когда он начал натягивать на меня носки — и где нашел, сама второй месяц ищу… Я открыла глаза и с болезненным прищуром уставилась на шефа. Он был озабочен.
— Езжайте, а?
— Но вы…
— Что, в первый раз, что ли?
— Но…