– Он был хорошим человеком. Мне пришлось выслушивать ужасные вещи о нем от других людей. Не думаю, что смогу это во второй раз.
– Я сделаю все, что в моих силах. Это все, что я могу обещать.
– Я хочу, чтобы ты попытался поверить в него. Хочу, чтобы ты понял, что то, что он владел этими книгами, читал их, изучал, даже отчасти верил написанному в них, еще не означает, что он был дурным человеком.
– Так позволь мне попробовать доказать это. Пожалуйста, сядь.
Она села, скованная, сцепив руки на коленях.
– Клер, когда-нибудь он говорил с тобой об этих книгах или о том, что в них?
– Нет. Никогда. Он говорил о религиях вообще. Это было важнейшей темой, особенно после того… после того, как он начал пить. Он вернулся в лоно церкви. Он получил католическое воспитание, но у него был особый взгляд на религиозное устройство, именно из-за его воспитания.
– Когда он вернулся к церкви?
– Когда мне было семь-восемь. Для него это стало очень важным. Кончилось тем, что мы с Блейром стали посещать уроки закона Божьего и прошли Первое причастие. Ну и все, что полагается.
– Это было примерно двадцать лет тому назад?
– Да. – Она едва заметно улыбнулась. – Время бежит. Он сделал себе пометку, размышляя, как это могло быть связано с остальным. – Ты задумывалась, почему он это сделал?
– Конечно. Но тогда я была слишком мала, чтобы об этом задумываться. Кроме того, мне нравилась сама служба, музыка, одежда священника. Словом, весь ритуал. – Она внезапно замолкла, ощутив неловкость от ею же самой употребленных слов. – Позже, пожалуй, мне стало казаться, что с годами он как бы поставил барьер между самим собой и тем, против чего он бунтовал в юные годы. Наверное, ему не хватало ощущения безопасности и привычности. Тогда ему было примерно столько, сколько мне сейчас, – пробормотала она, – около тридцати. И он уже начинал задумываться, как пройдет оставшаяся часть жизни. К тому же он беспокоился и о нас с Блейром. Из-за того, что мы не получили религиозного воспитания. Ему казалось, что он как бы слишком перестарался в этом отношении, стремясь стать прямой противоположностью своим родителям.
– Он говорил об этом?
– Да. Я помню, как он почти эти же слова говорил моей матери. Отец был одним из тех, кого моя мать называла вечно озабоченным. Его постоянно волновало, правильно он что-то сделал или нет, а если правильно, то насколькохорошо он это сделал. Он отчаянно старался не воспитывать нас насильно в религиозном духе. Кэм.он не был фанатиком. Просто он был человеком, изо всех сил стремящимся к самосовершенствованию.
– Когда она запил. Клер?
– Собственно говоря, я не знаю. – Она стала нервно сплетать пальцы, лежавшие на коленях. – Это произошло не вдруг, а постепенно. Поначалу никто из нас не замечал этого. Я помню, как после обеда он выпивал порцию виски с содовой. Затем стал выпивать две порции. А потом уже и вовсе без содовой.
Горечь, звучавшая в ее голосе, заставила его взять ее беспокойные руки в свои. – Клер, я сам шел этой дорогой. Я не могу его осуждать.
– Я чувствую, что предала его. Разве ты не понимаешь этого? Я чувствую, что предаю, обсуждая его пороки и недостатки.
– Он был цельным человеком. У цельных людей всегда есть недостатки. Тебе не кажется, что он бы предпочел, чтобы ты признала их и все равно бы любила его?
– Ты говоришь, как мой психоаналитик. – Она встала и подошла к окну. – Мне было тринадцать, когда я впервые увидела его напившимся. Я пришла домой из школы. Блейр был на репетиции оркестра, а моя мать на собрании «Патриотов Эммитсборо» или что-то в этом роде. Отец сидел за кухонным столом и плакал над бутылкой виски. Меня напугал его вид, его пьяное рыдание, красные глаза. Он все время повторял, что просит прощения. Его слова было трудно разобрать, он с трудом пытался подняться. Затем упал. Он просто лежал на кухонном полу, рыдая и пытаясь извиняться. – Она нетерпеливо смахнула слезу. – Прости, детка. Мне очень жаль. Я не знаю, что делать. Я не могу исправить этого. Я не могу вернуться и изменить это.
– Изменить что?
– Его пьянство, надо полагать. Он не мог сдержать себя. Он считал, что не в силах ничего здесь изменить. Он сказал мне, что ни за что на свете не хотел, чтобы я видела его таким. Он просто обезумел от этого. Он не хотел, чтобы я увидела, узнала.
– Это случилось примерно в то время, когда он заключал сделку о строительстве торгового центра?
– Да. И чем ближе это шло к осуществлению, тем сильнее он пил.