Ивор кивнул. Медовуха была хорошая, крепкая и душистая, на травах. Рыба тоже удалась на славу.
– Про соседей своих что скажешь?
– А ничего не скажу. Ни с кем он не бранился, покладистый мужик был, зацепи – и то не сразу осерчает. Третий год к нам ездил, женился вот по весне. Красивую девку взял, веселую. Кметка твоя тоже спрашивала, я ее потехи ради на старостиных сынков науськал, главных разгильдяев на селе; теперь не разговаривают с ней, разобиделись. Пристала, поди, как банный лист: отчего да почему первыми с озера ушли, на труп долго глядеть не стали, да притом пересматривались хмуро? Было бы на что глядеть…
– Она-то сама что за птица?
– Жалена? Кто ее знает, вроде и бойкая девка, а скрытная. Посиделки давеча были – не пошла, цельный день на лавке у забора просидела, все оружие свое перебирала до вострила. Парни мимо шли, шутку обронили, так она, худого слова не говоря, нож метнула, одному вихор напрочь снесла.
– Хорошо наточила, – заметил Ивор. – А на селе что говорят, на кого кивают?
Мельник задорно прищурился:
– Как заведено, у каждого свой враг в запасе! Кметку грозную, как ту свинью, друг другу подкладывают, а толку чуть. Перебранились только всем селом.
– Что, и староста не утерпел, к народной забаве руку приложил?
– Этот как раз от чистой души старался, да много ль проку на пустом месте догадки строить? – махнул рукой Еловит. – Знаю я, кого он ей сосватал. Меня да Курю Златоуста. Есть тут у нас один мужичонка пропащий, своей скотины не держит, в огороде лебеда пуще репы вымахала, изба не крышей – решетом ледащим покрыта. Приворовывает по малости, в работники по весне нанимается, тем и живет.
– Тебя-то за что? – усмехнулся Ивор, заранее зная ответ.
– Как это за что?! – нарочито поразился Еловит. – А кто водянику за помол платить будет? Всенепременно надобно в озеро пару мертвяков по осени спихнуть, дабы жернова не скрипели!
– Скажешь тоже. – Ведьмарь с удовольствием допил бражку.
– Я-то шучу, а у другого за правду выдать язык не отсохнет. – Мельник с сожалением поглядел в опустевшую кружку. – Эх, наполнить бы вдругорядь, да перед работой много пить не след. Луна растет, мороз крепчает – встанет скоро моя мельница. Последний помол на сегодня взял.
– Не скрипят жернова-то?
– Кум не попускает, – улыбнулся Еловит, кивая на побитую рябью воду у плотины. – Подлить тебе?
– Плесни до середины. А кто купца с женой на постой брал?
– Да Веслава, вдова Авдеева. Ну, ты знаешь, запуганная такая баба, худющая, как жердь. От петуха убежит без оглядки, ежели тот косо глянет. С убийства сама не своя ходит, разговаривать ни с кем не желает, ну да она и раньше не шибко болтливая была. Завертывала ко мне давеча, зерно привозила – лошадь-то купцова с возком ей досталась, навряд ли иные наследники объявятся. Веславин старшенький Радушки моей ровня, играли вместе, дочка мне потом открылась – мол, сказывал ей Ставко, вроде кричал в ту ночь на дворе кто-то, да мать спала, а он выйти поглядеть не отважился. Пару раз крикнуло и затихло.
– Вроде ж две лошади было?
– Одну, постарше, она сразу кузнецу продала, а с тех денег зерном на зиму запаслась да сена для второй лошадки прикупила. Вот уж точно люди сказывают: не было счастья, да несчастье помогло. Совсем вдова худо жила, второй год без мужика, куда ей одной поле поднять – самой едва на прокорм хватало, а тут еще малышни полная хата, помощники пока никакие, а всех одеть-накормить надобно.
– Добро… – Ивор отставил кружку, поднялся из-за стола. – Что ж, спасибо за хлеб-соль, пора и мне за свой помол браться.
– К Куре-то сходи, – сказал напоследок Еловит. – Завелась у него денежка, заезжал давеча мешок муки прикупить. Я девке твоей не говорил, она на расправу скорая: мужичонка-то вороватый, да трусоватый, кишка тонка топором махать. Вот за молчание мзду брать – по нем. А и проговорился бы – веры ему особой нет, против меня и то засудят, потому юлить будет до последнего. Ежели кметка его и пытала, с носом осталась. А ты его по-душевному спроси, как умеешь… Припугни там сглазом каким, что ли…
Подошла невесть как проведавшая об уходе гостя Радушка, со вздохом передала из рук в руки обвисшую, возмущенно дергающую хвостом кошку. Мерила, поди, лялькины одежки, ишь, взъерошилась.
– Ну, рад, ежели помог. – Мельник встал из-за стола вместе с гостем, пошел проводить до двери. – Заходи, буде что.
– Зайду, – пообещал Ивор, не оборачиваясь.