Особенно,... 
61 
— Я просто запишу — на территории страны.
— Не забудьте указать какой, а то потом еще обвинение предъявите, типа, в американской армии служил, гад, — Огнев методично «добывал огня» [74].
— Расшифровывать не будете, какие части?
— Не-а. Пусть вам «гарны хлопцы» из ФСБ расшифровывают, это их прерогатива, они страсть как любят на такие вопросы отвечать... Обратитесь в управление по военному округу, сформулируйте конкретику. Обещаю, что передачки в СИЗО на Захарьевской [75] лично носить буду...
— Не ерничайте! Если информация о вашей службе в армии является закрытой, так и скажите...
— Я вам об этом уже час твержу...
— Я записал. Контузии или ранения были?
— Опять двадцать пять! Кто ж вас надоумил-то? Воробейчик все успокоиться не может?
— При чем тут Иван Борисович?
— Как при чем? Он же ваш начальник.
— Он надзирающая инстанция, зампрокурора...
— Вот пусть тогда своим прямым делом займется. Он вещи мои нашел?
— Это моя задача, в рамках дела...
— Тогда вы мне ответьте.
— Я разберусь и отвечу.
— Вы уже год разобраться не можете. Вместо того чтобы этот вопрос решить, все какие-то проблемы придумываете.
— Я веду объективное расследование.
— Ага, лучше бы бывшего терпилу нашли...
Это был удар в поддых.
Экс-потерпевший действительно сбежал, его хотели лицезреть не только Султанов, но и в прокуратуре Петроградского района, где на него было заведено дело. Султанов хорохорился, но было понятно, что он просто поддерживает имидж независимого следователя — без допроса другой стороны что-либо сделать Огневу он не мог. Дмитрий это знал и бесконечно требовал очных ставок со своим обидчиком. В прокуратуре, где коммерсант, начавший все это, был под подозрением в совершении у Огнева вымогательства и ряда других, не менее тяжких с точки зрения закона, действий, очень ждали результатов расследования Султанова. Хотя прокурорский следователь, Светлана Владимировна Полякова, женщина широкой натуры в смысле объема бедер, тянула резину, придумывала отговорки, в общем, вела себя обычно для стражей порядка, Огнев не унывал, раз в неделю писал заявления в оба района, исключительно на имя прокуроров, делая ксерокопии и рассылая их в обязательном порядке и в прокуратуру города, и в Генеральную в Москву, и в Министерство внутренних дел.
Такая форма «бумажной войны» приводила к тому, что раз в месяц кто-нибудь из должностных лиц получал выговор и день-два работал нормально. Огнев был педантичен, времени у него было навалом, и уголовные дела представляли для него уже больше научно-исследовательский интерес. Тему изысканий пытливого «ученого» можно было обозначить так — «достижение максимального уровня идиотизма для оправдания собственного нежелания или неспособности работать на примере отдельно взятых разнополых представителей органов правопорядка». Материал был накоплен на солидную диссертацию, содержал массу перлов милицейско-прокурорской мысли и занимал почетное место на рабочем столе Дмитрия. Ввязавшись с ним в переписку, доблестные служители Фемиды совершили фатальную ошибку — уровень бюрократизма у Огнева соответствовал чиновнику из произведений Чехова и Салтыкова-Щедрина.
— Это не имеет отношения к сегодняшнему допросу, — Султанов нахмурился. — Я записываю, что ранений и контузий не было...
— Записывайте, записывайте. Вы прям как руководитель шахматной секции в Васюках — у меня все ходы записаны!
— Вы не Остап Бендер!
— Это да. Я, скорее, гробовщик Безенчук. — Разговор становился абсолютно ненормальным, Султанов дошел почти до точки кипения и злобно задал следующий вопрос:
— У вас сотрясения мозга были, когда вы боксом занимались?
— А с чего вы взяли, что я занимался боксом? — удивился Огнев.
— У меня так написано! Вот, пожалуйста, в протоколе допроса от шестого июня...
— А-а! Узнаю корявый почерк придурка Яичко! Это я в тот день из камеры выходил, мне по фигу было, что подписывать. Я ж обвиняемым был, за свои слова вообще никакой ответственности не нес. Да и не читал, если честно.
— Почему это не несли?
— По закону. Вы УПК откройте и посмотрите.
— Вы могли не подписывать или дописать свои возражения...
— Кому другому расскажите! Я в камере оставаться не хотел, а если бы не подписал — до сих пор в «Крестах» бы сидел. И так половину документов ваш Яичко из дела вытащил, когда вам передавал на доследование...
61 
