4 
- Привет, меня зовут Елена Севастьянова. Еду на операцию, надеюсь ее благополучно пережить.
Она сказала это с легкой усмешкой, но мы с Алев в первую секунду не смогли сдержаться и нахмурились, сочувствуя и сожалея, хотя быстро взяли себя в руки и, улыбнувшись в ответ, по очереди представились. Я начала первая.
- Привет, меня зовут Юля Крымова, я в гости к тетке лечу, она недавно замуж за иностранца вышла.
Я постаралась веселой задорной усмешкой сгладить первые секунды неловкости. После меня представилась Алев, сверкнув огромными раскосыми, потрясающей красоты, золотисто-коричневыми глазами.
- Привет, меня зовут Алев Штерн, я лечу в Германию, потому что там возможно живут мои биологические родители. Я сирота и уже много лет ищу своих родителей, возможно немцы, с которым лечу, они и есть. Кроме имени и фамилии ничего не помню о себе!
Мы с Леной с сочувствием посмотрели на Алев. И хотя я не могла похвастаться тем, что моя большая семья любит меня, но все равно они мои родные и близкие люди, и чтобы не случилось, я люблю их и всегда приду на помощь, если потребуется. Уверена, что они сделают тоже самое для меня. Я непроизвольно пожала ладонь Алев, делясь с ней своим сочувствием, пониманием и теплом. А потом мы с Леной плавно переключили разговор на мелочи, после того, как она смогла коротко пообщаться со своим врачом, интересующимся ее самочувствием. Выяснив кто где остановиться в Берлине, мы только на секунду замолчали, как неожиданно начался кошмар любого пассажира самолета, который он воображает себе перед полетом.
Все началось с оглушительной тишины, потом раздался странный хлопок и выпали оранжевые кислородные маски, от чего на голове волосы встали дыбом. Резкий душераздирающий вопль, заставший Алев схватить Лену за руку, а меня - саму Алев, словно разрезал общую тишину надвое. А затем нас накрыл шквал огня, который всего за мгновение опалил нестерпимой болью, а затем - темнотой.
Боль исчезла так же внезапно как появилась и забрала с собой тьму. Вместо нее меня окружала сплошная серая муть. Тела не было, только сплошной клубок чувств, страхов и эмоций. И этот клубок, мой клубок, болтался не понятно где и как. Меня куда-то потянуло и я в шоке почувствовала-увидела других, таких же как я неприкаянных, хотя каким образом это можно видеть или чувствовать, не имея тела, лично мне было не понятно, но эти самые другие тепло сверкали и искрились подобно маленьким серебристым искоркам, что я непроизвольно потянулась к ним. Подплыв поближе, сердцевиной своего клубка поняла, что это Алев и Лена, прижалась к ним в поисках тепла и уверенности хоть в чем-то. Мы слились в единую искру и поплыли в общем потоке, устремленном к постепенно расширяющейся светлой точке, в который все время кто-то еще вливался, выныривая из серого ничто.
Я чувствовала дикий непередаваемый ужас от этого пустого бессмысленного скольжения и, судя по нарастающему напряжению внутри нашего тройственного союза, мои невольные спутницы чувствовали тоже самое. Было обидно, что моя жизнь закончилась вот так. Ничем и никак. Будто я призрак, незаметно появилась и так же незаметно для всех исчезла, ни чего не испытав, не изведав, ни сделав толком ни чего действительно полезного и хорошего, не любя и даже не ненавидя. Я не знала и не испытывала сильных эмоций, а ведь так хотелось, чтобы кто-нибудь любил, холил, лелеял, нуждался именно во мне. Чтобы самой хоть раз в жизни очнуться от этого серого безликого сна и почувствовать себя живой. Лишь полет дарил кратковременный взрыв чувств и эмоций, но и их хватало только на неделю, не больше, с каждым днем утрачивая яркость красок и ощущений, покрывая душу пылью тоски и одиночества. Боже, как обидно, что все так закончилось, и нет второго шанса все исправить, изменить.
Терзания моей души прервали рывки Елены, которая неистово боролась с общим течением, в попытках вырваться из общей массы. Сначала я поддержала ее попытки просто из чувства солидарности, а потом, сама заразившись ее стремлением к свободе, начала рвать эти путы, сковывавшие нас всех, толкаясь из стороны в сторону и вырываясь прочь из этой реки неприкаянных душ. Когда мне показалось, что мы не сможем вырваться, лопнули последние нити и мы, словно пробка из бутылки шампанского, вылетели наружу, тут же потеряв из виду всеобщий поток. Так неожиданно и вместе с тем страшно внезапно оказаться в темноте, хоть она и была странно прозрачной. Мы медленно плыли сквозь нее, слабо озаряя вокруг светом своих потерянных душ.
4 
