Особенно,... 
56 
Присмиревшие мужики разошлись. У Миха с Цыкой было по горсти меди, и они решили отметить последний вольный день пирушкой, предусмотрительно отделив по нескольку монет и запрятав в лапти.
– Куда пойдем? В «Жареную белку»? – Батраки неплохо знали Макополь, часто ездили сюда с Сурком на рынок.
– Давай лучше в «Кота и кринку», там по вечерам девки пляшут. Гля! – Мих вздрогнул и толкнул Цыку в бок.
– И чего? – не понял батрак, подняв глаза на городскую стену, но ничего интересного там не заметив.
– Стены-то залатаны. И башенки новые насажены.
– Э… Ну да, – подтвердил Цыка.
Городские укрепления отстроили на совесть: тут тебе и высокие зубцы, за которыми можно спрятаться от вражеских стрел, и площадки для баллист или котлов со смолой – пока пустые. Кое-где еще стояли леса, но с виду надобности в них не было. Раньше батраки не обращали на это внимания – ну чинят и чинят, только глядеть надо, чтоб камень или шмат замазки на голову не упал, – а стройка, оказывается, шла полным ходом.
– А зачем тогда народ из весок выдернули, раз все уже готово?
– Повезут же куда-то. – Цыка попытался почесать под браслетом, но палец туда едва пролезал, пришлось подвигать самим кольцом. – Может, в столицу.
– Если Макополь к этому времени обновили, то ее тем более должны были. Ох, не нравится мне это…
– Вы чего там шепчетесь? – вмешался Колай. – Мне тоже интересно!
Цыка с Михом тоскливо покосились на увязавшегося за ними весчанина.
– Да так – городом любуемся.
Говорить с Колаем о чем-то серьезнее погоды батракам не хотелось. Опять начнет ныть, жаловаться на судьбу и предвещать всякие беды, а по делу – никакого толку. Ему бы к мольцу в служки, вот парочка бы вышла! И прогнать неловко, свой все-таки, и любой чужой в компании получше будет.
Одна надежда, что удастся споить и засунуть поглубже под стол.
* * *
Разговоры у костра постепенно умолкли. Рыска подосипла, да и слушать ее звонкий голосок устали, хотелось чего-нибудь поспокойнее. Кое-кто уже вытянулся на лежаке, но пока не спал, задумчиво глядел на ровное, уютное пламя.
Сытый и подобревший вожак благодушно окликнул Алька:
– Эй, саврянин, может, сыграешь? Или тебя вначале напоить надо?
– У меня гитары нет, – проворчал тот, еще глубже пряча руки под мышки.
– У нас есть! – Лесоруб с готовностью задрал мешковину на одном из возов и вытащил старенькую, облезшую и захватанную до мышиного цвета гитару.
Альк брезгливо принял ее за гриф. Положил на колени, тренькнул по струнам. Удивленно хмыкнул: звук оказался негромким, глуховатым, но чистым и приятным. Похожим на его голос, подумала Рыска.
Заинтересованный саврянин взялся за гитару всерьез, испытывая ее сложными аккордами и переборами, настраивая струны и одновременно разминая пальцы. Потом утвердительно кивнул – не слушателям, а гитаре – и запел:
- Закатное солнце зовет за край окоема,
- Прельщая росписью яркой на облачных грядах:
- Послушай, парень, зачем тебе жить по-простому,
- Когда в этом мире полно ненайденных кладов?
- Когда в этом мире полно нехоженых тропок
- И девушек длинноволосых, с лукавым взглядом?
- Ты мог бы правителем стать и героем – мог бы,
- Чего ж ты цепляешься за этот домик с садом?
- Прочь, робость и жалость, взят посох, набита сума —
- Всем нам эта жажда дороги хоть раз да знакома.
- Но солнце садится быстро; приходят холод и тьма.
- И те, кто уйти не успел, остаются дома.
– А хорошо, – с таким же приятным изумлением, как у Алька при первых звуках гитары, заметил вожак. В голосе отчетливо сквозило: «Жаль, что саврянин, а то бы больше похвалили». – Давай еще че-нить!
Остальные лесорубы одобрительно загомонили. Рыска отвернулась, чтобы саврянин не увидел, как она сдавленно хихикает: лицо у Алька стало как у благородной дамы, которой домогаются десять простолюдинов, – и снизойти до них честь не позволяет, и деваться некуда, и, чего греха таить, лестно.
– Может, ты «Козу и медведя» знаешь? – с надеждой спросил возница.
Саврянин промолчал, но из-под его пальцев потекла бойкая незатейливая мелодия. Пели хором, прихлопывая и притопывая, даже у Рыски заново голос прорезался. Потом кто-то заказал «жалостливую, для души», потом, чтобы развеяться, завели частушки – сначала похабные, потом очень похабные, но все равно жутко смешные. Девушке даже на лучинку показалось, что она снова на хуторе, засиделась допоздна с батраками.
56 
