Особенно,... 
139 
Он же воссоздал по примеру древних сухопутный Корабль Изиды, украшенный тысячью глаз и парой женских грудей — одна из которых текла млеком, другая — телячьей кровью, он научил на представлении Искушения в Бари играть Змея в раю особенного гибкого и стройного юного ловкача, втиснутого в кожу, подобную змеиной, увенчав его говорящей и шевелящей губами маской в виде женского лика в пылающей короне, которая не обжигала актера, как он ни изививался прихотливо и похотно, соблазняя Еву.
В дар городу Павии маэстро Альберто преподнес на Рождество фигуру Богородицы во славе — размером с живу. женщину, волосы, зубы и ногти ее были сработаны столь искусно — что их нельзя было отличить от живых, в нужный момент тяжелые ризы Богоматери раздвигались, как занавеси, и сквозь тонкую сорочку из голубого шелка и покров фальшивой кожи виднелось кровоточащее и сокращающееся сердце Девы, прободенное дротиками и волнистыми клинками, а ниже — под сердцем — можно было видеть распятого на хребте Матери столь же пугающего зародыша, готового выйти на свет, опутанного терновым плетением и собственной пуповиной. Изображение было столь отвратительно достоверным, что отцы города Павии постановили фигуру уничтожить, а маэстро Альберто высечь на паперти собора и отпустить с позором на все четыре стороны, без права возвращения в город вплоть до Страшного Суда.
А в голландском Антверпене по сей день помнят фигуру Великана — Времени, пожиравшего крохотных мужчин и женщин, восседая с хохотом и непристойными увертками на платформе, которую волокли от площади к площади семнадцать могучих брабансонских лошадей.
И Великан, закусывая очередной жертвой, вращал глазами и вопил басом, тыча пальцем, размером с бревно, в побледневшие лица толпы:
— Хей-хо, малыш! А следующий — Ты! Ты! Ты!
Суеверы и ханжи подчас принимали творения маэстро Альберто за зловещие знамения и чудеса.
Но матерью карнавальных чудес было мастерство скульптора, чертежника и механика, а отцом — прихоти света и черни, алкавшей зрелищ причудливых и кровопролитных.
Жаль, что маэстро Альберто, предавшись пагубному пороку пьянства был изгнан из труппы мессера Лодовика Иннаморато и следы его неверных ног потерялись в оливковых рощах Тосканы, в окрестностях Флоренции, утомленной чудесами.
Не этих ли торговцев чудесами, Спаситель наш, Иисус Христос изгонял из храма, как шелудивых псов, лживых гиен и лукавых обезьян?
Новелла 11. О Масленичном великане
Минул траурный год после смерти мессера Джованни да Биччи, и Совет Двенадцати Добрых Мужей Флорентийской Республики избрал на должность гонфалоньера Справедливости мессера Козимо.
В урочный день мессер Козимо преклонил колени перед алтарем и епископ Флорентийский возложил на его чело Агатовый венец монны Флоренции.
Из-под шипов выступила кровь, но мессер Козимо терпеливо произносил клятвы.
Недобро начиналось его правление — многие флорентийские граждане из «жирного народа», в особенности семья купцов и банкиров Альбицци, были недовольны главенством Медичи и копили под сводами своих дворцов, лавок и банкирских домов черные яды злоумышления.
Помимо прочего, радость мессера Козимо омрачали все новые выходки его младшего брата мессера Лоренцо.
В свое время, одна знатная женщина, не стану называть ее имени, соблазненная и брошенная на позор мессером Лоренцо, прислала в дом Медичи незаконное дитя, присовокупив записку: «Урожай принадлежит сеятелю».
Девочку, крещенную Бьянкой, уже шесть лет воспитывал мессер Козимо, заботясь о ее образовании и здоровье.
Воспитательницей и подругой девочки он избрал добрую женщину из рода Барди, по имени Къяра-Смеральда, младшую сестру покойной монны Контессины, которая впрочем, ничем не походила на грешную супругу мессера Козимо.
Таким образом, несмышленое дитя было ограждено от дурного влияния отца.
Хотя беспутный мессер Лоренцо ни разу не навестил плод своей минутной любви.
Со смертью мессера Джованни да Биччи, без грозной отцовской воли и справедливости, мессер Лоренцо почувствовал небывалую прежде свободу и взялся за старые проказы с трикратными силами и бесстыдством.
Снова посыпались в Синьорию жалобы, снова рыдали обесчещенные женщины и бледнели купцы, слыша как разгульные ватаги устраивают погромы на складах. Но некому было обуздать грешника.
139 
