107 
Во! Сочинение доктора наук Ниппельгаузена-Ферфлюхта, в чертовой коже с тиснением, подарочное издание! Четыре тома — не шутка! "Беседка Благомыслия", "Водомет государства", "Садик патриотизма" и трактат "Отчего бедствия Империи Логрской есть свидетельство ее могущества и богоизбранности"!
Доложу я вам, сытное чтение! Как щавель, много не съел, а больше не хочется. Зато успокаивает!
Вот мне скоро пятьдесят, баба померла, попивши дурной воды, дочка овдовела, вернулась домой и выселила меня в сарай. Знаете, как с ведрами и граблями жить? Брюква родится горькая, как столетник, кроликов развел, так они злые, демоны, голые и кусачие, резать их боюсь — сами они кого хочешь зарежут, тоже… кролики, а от такой жизни озверели!
А на днях сперли козу.
Впору утопиться. А я спокойный. Почитаю книжку про патриотизм, послушаю проповедь, и хоть бы жилочка пискнула.
Вы ткните жука булавкой — он попервоначалу заегозит, а потом оцепенеет.
Вот и мы оцепенели. Как те самые поросята в Стране Лентяев — бегают, печеные, вилка с ножиком в боку, кто голодный, режь, да ешь! А им ничего — хрюкнут матерно и дальше бегут. Знаете, все эти слезы,
мечтания и раздумья нам не особо к лицу. Кто свое нутро на люди выворачивает и без стальной шкуры, беззащитный, ходит, того и гусенок заклюет и родня в глаза плюнет.
Никчемный такой человек, вроде мужика в юбке. А главное в жизни: сила, стойкость и скрытность.
Мы — Логрцы, племя высокое, весь мир под крылами согреваем, а суровости учимся у дубов. Видали ли вы наши дубы? Это слоны какие-то, а не дубы! Границу переедешь — ага! Дрянь у них, а не дубы, бесхребетные они, вроде вьюнка. У них за границей все не по-людски.
Вот, полюбуйтесь, у меня на лотке выставлена безделушка. Зять-покойник из Венеции привез. Бабец, из индийского дерева вырезан. Ничего себе бабец, только уж донельзя все голое у нее. Глаза завязаны и стоит, бедняжка, на колесе, как кот на заборе. Совсем офонарели
итальяшки! На словах христиане, а держат в доме языческих идолиц. Эта у них видите ли, судьбой заведует. А кто судьбой заведует? Правильно, Господь! А эта еще и улыбается, как будто ей в носу щекочут. В нашем Отечестве Бог зазря зубов не скалит, нет!
Вот в приходском храме выставлен Христос во славе, сразу видно, не фитюлька, человек деловой, насупленный! Один проезжий солдатик, как узрел, сразу на колени пал и разрыдался. Одно, говорит, лицо наш фельдфебель, вылитый, разве что без треуголки и трезвый…
Вот она сила искусства, как проняло человека! Мы ерундой не занимаемся, работаем руками и дело делаем! Может, купите венецианского бабца? Отдам недорого, а если поторгуемся, я еще и справные пассатижи впридачу от сердца оторву.
Не хотите, как хотите… Хлеб за брюхом не гоняется. Не будь вы таким понимающим человеком, я бы вас обложил по матушке.
Но вы мне по нраву, я хоть и старый хрыч, а молодость уважаю.
Вы — чистый тополь крымский, барышням такие нравятся, а одеты скромнее некуда и держитесь прилично. Не угас логрский дух в молодежи!
Как, вы приезжий… Вот-те раз… А говорите чисто. Так как насчет пассатижей?
У, черт! Чтоб им провалиться, мерзавцам! Потом, потом, помогите собрать товар! Лягушку заводную уронили… Гос-споди! Скорей, за бочки, может пройдут, не заметят!
Чего вы заливаетесь? Плакать надо… Наш бургомистр, горлохват, не позволяет торговать с рук без письменного разрешения. Иди, говорит, в магистрат, получай бумажку. Как же, получишь! У чиновников руки с ящичком, а что я им поднесу? Кукиш с повидлом? Так и того нет… Вот и ходят патрули, гоняют нас, как гусей. Бабам проще, шмат ветчины за пазуху, промежь титечек, барахлишко галантерейное под юбку и дефилируют по площади с легким видом.
Поди чего докажи, может у нее формы отроду обильные… Не щупать же…
Тяжко, юнкер. А вы чем промышляете? Путешественник… Бродяга по-нашему. Оно и видно, по, извиняюсь, одежде. И зачем это честному человеку без толку по дорогам колобродить. Путешественник… Может, моя коза с такими же в путешествие отправилась. Лягушку отдай. Черт тебя, пройдоху, знает. А вещь хорошая, еще дочка моя с ней играла, износу ей нет!
Выгляни-ка, может ушли жандармы. Нет? Ну, пока всех перетрясут, мы здесь с тобой еще насидимся.
И что это я… Шел бы ты отсюда добром, а то я рыжих на дух не переношу и вообще…
Так, значит, я первый человек, который с тобой в Далатте по душам заговорил? Скажите, пожалуйста! Баба моя, покойница, говаривала: в городе два болвана, один бронзовый, на коне перед Арсеналом, другой у меня под боком.
107 
