144 
– Подождите… вы стратег корабля-библиотеки, я ничего не перепутал?
– Нет, не перепутали. Я забыл спросить о главном: вы готовы плыть с нами? Дам вам каюту с иллюминатором, будем кормить-поить, даже немножко платить. Увидите весь мир – не сразу, конечно…
– Можно я подумаю? – только и мог ответить я.
– Разумеется, подумайте. Леон, вы ведь учились на морского биолога, неужели никогда не вспоминаете море?
Это было просто нечестно. Конечно, я вспоминал.
Тарахтящий дизель, низкие облака и стальные волны, печальный берег с корявыми соснами, валуны, густо обросшие бурыми водорослями до самой верхней линии прилива, как по линейке проведенной. Холодный запах йода и рыбы. Ледяную серую кашу, вываленную на палубу из трала, и стынущие пальцы, когда выбираешь из нее морскую живность. Банки с пробами, становящиеся одна за другой в деревянный ящик с грубыми проволочными ручками.
Или черное южное небо, плеск волны далеко внизу, ровный гул лебедки, батометры, выплывающие из глубины, мерцающие каплями в качающемся свете прожектора. Белые кафельные столы в лаборатории, чугунные разлапистые штативы, скрип переборок, плавно наклоняющийся то туда, то обратно пол. Капли из бюретки, вот последняя, раствор разом меняет цвет, очередная запись в журнале, колба ставится в гнездо. Последняя сигарета на палубе, окурок летит, рассыпая искры, и мгновенно гаснет в черноте внизу. Подвесная койка в кубрике, ты засыпаешь, двигатель ровно вибрирует – ночной переход до следующей станции.
Я тряхнул головой. Ладно, все это было и ушло, работы для морских биологов нет и не будет ни в какой стране, ни для кого, кроме самых везучих. Но почему же я поселился в городе у океана, самом бестолковом и неустроенном в Америке? И почему, когда ветер заходит с запада и приносит запах водорослей, я никак не могу вернуться на работу и сижу в скверике, курю одну сигарету за другой?
Роберто молчал, поглядывая на меня, и я наконец глубоко вздохнул и положил обе ладони на стол перед собой.
– Когда выходим?
* * *
Через неделю я в последний раз оглядел опустевшую гостиную, поколебавшись, поднял с пола рваный листок с телефонными номерами, смял и сунул в карман. Книги отправлены на корабль, мебель продана за бесценок или роздана друзьям, электронная почта разнесла по всему миру сообщение: «Не ищите», а больше меня здесь ничего не держит. Лу я оставил пару слов на автоответчике вчера вечером – собственно, можно было этого и не делать, вряд ли она будет волноваться.
Такси стояло внизу – свою машину я оставил Чаню, и ключи отдал уже вчера. Я перекинул сумку через плечо и захлопнул за собой дверь.
Мы ехали знакомой дорогой на Сорок пятый пирс, что напротив Алькатраса. Корабль-библиотека стоял в самом конце, за огромным сухогрузом, и казался по контрасту небольшим. Но когда я третьего дня впервые поднялся на палубу, я оценил его размеры. В каждый из четырех библиотечных залов мог бы въехать вагон метро, а ведь еще были грузовые трюмы, машинное отделение, каюты экипажа, читальные залы, кают-компания, штурманская рубка. Я долго бродил, наслаждаясь знакомым запахом машинного масла, корабельной краски, особой отдачей шершавых металлических ступеней под ногами, гулом в переборках. Только вместо лабораторий с закрепленными бутылями, колбами и штативами на этом корабле главным была библиотека.
Я расплатился с таксистом и не спеша побрел вдоль пирса, обходя лужи с подозрительными разводами. Видимо, я сильно задумался, потому что услышал «доброе утро», уже почти натолкнувшись на Джошуа. Он прогуливался, разминал ноги, – привычка старого мореплавателя использовать любую возможность пройтись по твердой земле, пусть даже такой неприглядной, как грузовой порт нашего города.
– Не ждал тебя так рано, Леон. Пойдем, провожу в твою каюту, все уже почти готово, а белье получишь попозже, ничего? – Он виновато улыбнулся и попытался забрать у меня сумку, но без успеха. Вздохнув, Джошуа повернулся и первым взошел по низкому трапу на борт.
Каюта моя была по правому борту, как раз под зеленым бортовым огнем, так что ночью освещение обещало быть слегка жутковатым, но мне это как раз нравилось. Койка была вполне широкая, то, что когда-то называлось «полуторная», с отполированным темным бортиком. Письменный стол, маленький, на одного, электрический чайник, настольная лампа и стакан для карандашей, все тщательно прикреплено к стене. Вход в душевую кабинку за темной панелью. Узкий шкаф, тоже в стене. Иллюминатор, круглый, с толстым, чуть неровным стеклом и тугой защелкой. Плафон в потолке. Вот и все. Теперь это мой дом – не знаю, надолго ли, но я собирался обживать его всерьез.
144 
