122 
– Ну вот, я и говорю, не поймешь ты меня.
– Он имеет в виду смерть, наверное, – вмешался мальчик.
– Смерть? Это в раю-то вечная ночь? – не поверила Анна.
– При чем тут рай? Откуда я могу знать, как там, в этом вашем раю?
– Не ночь, а сон. Она забирает их в вечный сон. Мертвые спят мертвым сном, – торжествующе объявил Петер. И как бы невзначай взял со стола печенье. Тут же добавил: – Поэтому мертвяки не могут нам рассказать, что им снится. Они же не просыпаются.
– А неприкаянные мертвецы? – спросила девчушка и, глядя, как он ест, сглотнула слюну. – Их нельзя спросить?
– Ты что, – возразил мальчишка, – как же их спросишь? Они как лунатики. У лунатиков же нельзя спросить, что им снится.
– Не знаю, я ни одного не видела.
– Нельзя, нельзя. У них у всех глаза стеклянные. Они смотрят на тебя – и не видят, делают свое. И не слышат, что им говорят. Или не слушают.
– Ага, ну точно, они такие же, как неприкаянные мертвецы, только живые. Значит, лунатики – это те, кого упустила Сузи, а неприкаянные мертвецы – это те, кого упустила ее сестра?
– Ага, наверно. Вот бы Сузи спросить. Она бы уж рассказала. Она про все могла рассказать.
– А сестра ее знала всего две истории, одну для тех, кто вел себя хорошо, и одну – для неслухов? – спросила девочка Герца.
– Значит, мертвые все время, вечно видят один и тот же сон? – спросил мальчик, не дав Герцу ответить. – Смерть – это вечный сон, при котором все время снится одно и то же? Та же история?
– Я поняла, я поняла! Две истории, и после смерти начинает сниться одна из них! Рай – это сон хороших мертвецов, а преисподняя – сновидение плохих мертвецов. И никто никуда не проваливается и не попадает в рай, все это только снится им! А неприкаянные мертвецы – это просто лунатики смерти! И они не такие страшные, просто голодные, вот как!
Девочка даже подпрыгивала от радостного возбуждения, которое обычно сопровождает восхитительное чувство понимания. Мальчик смотрел скептически.
– А куда же Крысолов увел детей? – спросил он. – Ведь нельзя же живых людей навсегда забрать в сновидение?
Анна озадаченно посмотрела на него, и оба они уставились на Герца, ожидая то ли помощи, то ли утешения.
Прежде чем тот успел открыть рот, раздался гудок проходящего вдоль набережной буксира, и все четверо невольно посмотрели на море.
– Петер, гляди, гляди! Ведь это… – возбужденно закричала Анна и, не договорив, бросилась к кромке воды.
В мгновение ока Петер оказался рядом с ней, а Герц взволнованно привстал со своего стула.
– Да, это плавучая библиотека, – проговорил он, глядя на входящее в порт судно.
Господину Александеру невольно передалось волнение его собеседников. Хотя он по-прежнему мало что понимал и пребывал в том раздосадованно-раздраженном недовольстве собой и миром, которое появляется, когда множество разрозненных обстоятельств дразнят нетерпеливым желанием завершить мозаику, но все не хватает какого-то кусочка. Картинка никак не складывается, но и не отпускает от себя.
Дети переглянулись и вдруг кинулись бежать куда-то со всех ног. А Герц, постояв еще немного, опустился на стул, продолжая следить глазами за медленно идущей плавучей библиотекой.
Принесли еще кофе. Молчание затягивалось. Нетерпение и досада господина Александера все возрастали.
Он решил все-таки возобновить разговор, невзирая на опасения, вызванные сомнениями в душевном здоровье собеседника.
– Вы уверены, любезный Герц, что правильно говорили с этими детьми? Я читал, что нельзя детям проводить аналогию между сном и смертью. Это может породить страхи и нежелание ложиться в кровать.
– Я? Я проводил аналогии? – удивился Герц. – Мне показалось, они все аналогии провели вполне самостоятельно.
– Но может быть, следовало вмешаться?
– Ах, уважаемый господин советник! Я очень высоко ценю ваши познания, но совершенно не склонен толковать о таких сложных материях с несмышленышами. Слишком многое пришлось бы растолковывать. Эти вещи совершенно недоступны незрелому мышлению. Вы согласны?
– Конечно, – подтвердил Александер, хоть его и смутила ехидная нотка в голосе старика. – Но я все же не уверен, что стоит забивать детям голову сказками, мистикой и прочей чепухой!
– Вы правы, господин советник.
– И все же сказка вышла у вас занятная. Постмодернизм сейчас в большой моде.
– Постмодернизм? Ах, да-да, конечно. Благодарю вас, советник.
Разговор совершенно не клеился, и господин Александер решил перевести его на тему, явно не безразличную его собеседнику.
122 
