21 
Но моя любовь спекалась с кожей, срасталась с сердцем, растворялась в крови, и я вопреки своим желаниям уже жила ею – как дышала воздухом.
За два дня до новогодней студенческой вечеринки я снова столкнулась на кухне с Тимом, прохладно поприветствовала его и торопливо отвернулась к плите, чтобы скрыть вспыхнувший на щеках румянец.
– Ну, как всегда, леди со мной немилостива, – то ли в шутку, то ли всерьез заметил Тим, ставя на плиту рядом с моей кастрюлей чайник.
Я ничего не ответила, лишь пожала плечами и занесла над кастрюлей солонку.
– Смотри, не пересоли, – пошутил он мне под руку.
И словно по заказу плохо завинченная крышка слетела с солонки, и вся соль ухнула в бульон.
– Блин! – громко выругалась я, а Тим довольно расхохотался:
– Никак влюбилась, Сашка, да?
– Пошел в баню!
– Только что оттуда, – парировал он и провел ладонью по влажным после душа волосам.
– Все из-за тебя!
Я сорвала кастрюлю с огня и в сердцах выплеснула содержимое в раковину. Огорчил меня не столько испорченный бульон, сколько то, что Тим своей шуткой про влюбленность попал в самую точку, и мои щеки заполыхали еще ярче, рассказывая о моих чувствах так доходчиво, как букварь – первокласснику о букве А.
– Саш, ну извини...
– Отстань... – махнула я рукой и, забыв кастрюлю на столе, вышла из кухни.
– Заходи, я тебя чаем угощу! – полетело мне вслед. – В качестве компенсации за испорченный суп.
Я проигнорировала реплику, хотя внутри все обожгло от радости и надежды, затрепыхавшейся в груди глупым воробышком.
С кухни я отправилась не в свою комнату, а в душ и там, пустив воду на всю и глядя в заляпанное зубной пастой зеркало, попыталась прийти в себя. В зеркале отражались пунцовые от румянца щеки, а шум воды с трудом заглушал лихорадочные удары сердца. Немного успокоившись, я умылась холодной водой и выскользнула из душевой комнаты.
– Ты где была? – встретил меня удивленный вопрос соседки Марины, когда я вернулась к себе.
– На кухне. А что?
– «А что?..» – передразнила она меня. – Тебя тут искали. Поклонники.
– Что, прямо так и прискакали целым табуном? Или одного главного жеребца прислали? – невесело пошутила я.
– Ну, это смотря что, вернее, кого ты предпочитаешь, – скривила в ироничной усмешке губы Марина. – Лазарин заходил, принес для тебя вот это.
Она протянула мне шоколадку. Я недоверчиво взяла подарок и перевела недоуменный взгляд на расцветшую майской розой довольную соседку.
– Между прочим, он спрашивал, будешь ли ты на вечеринке и придешь ли на новогодний концерт. Ой, Сашка-а, не так ты проста, как кажешься. Впрочем, простой ты тоже не кажешься, если честно, на кривой козе к тебе не подъедешь.
– Это еще почему? – почти обиделась я.
Несерьезно, потому что грудь уже затопила жаркая радость, от которой перехватывало дыхание: Тим спрашивал, буду ли я на празднике!
– Потому! Потому что вот такая ты «гордячка».
Она, изображая меня, задрала кверху нос и состроила рожицу, которая должна была означать высокомерие. Получилось это у нее так смешно, что я расхохоталась.
– Лазарин на тебя глаз положил, похоже. Иначе с чего бы ему приглашать тебя на концерт и интересоваться, будешь ли ты потом на вечеринке?
Мне хотелось сказать Марине правду, что таким образом Тим замаливал свою оплошность, но я переборола себя и загадочно улыбнулась:
– Может быть.
Слова Марины о том, что Тим неравнодушен ко мне, не выходили из головы и подогревали надежды, которые я возлагала на предстоящую вечеринку. Я решила выкинуть белый флаг и «завязать» с «холодной войной», которую вела не против Тима, а против самой себя.
Сценарий мероприятия был прост, как медная монета: вначале – импровизированные застолья в комнатах, потом – общая для всех дискотека под магнитофон в закутке за кухней.
Я быстро сбежала из-за накрытого стола в нашей комнате, оставив Марину болтать с двумя приглашенными сокурсницами. Но и на дискотеке мне тоже быстро наскучило, потому что там не оказалось Тима.
Я ушла и еще долго бродила по узким коридорам общежития, спускалась и поднималась по лестницам, стояла на лестничных площадках, опершись о перила.
21 
